Недели две назад один из аспирантов предложил:
— Василий Робертович, я позову рабочих, они огородят лизиметр.
— Нет, — ответил 72-летний академик— я огорожу сам.
Он и в учениках своих больше всего ценит самостоятельность и независимость. Вот что писал о Вильямсе в 1914 году одни из его учеников — академик Соколовский:
Человек широкой мысли и чрезвычайной скромности, он всегда помогал всеми возможными способами начинающему работнику, давая моральную поддержку, особенно нужную и ценную в момент затруднения и уныния. Василий Робертович никогда не стеснял личной инициативы работника, по всегда приветствовал всякий новый шаг, каждую новую мысль, помогая своим здоровым критическим чутьем осветить ее всесторонне. Чрезвычайно чутко относясь к запросам сотрудников, он никогда не мешал их работе, наоборот, стараясь, дать возможно больше простора, возможно больше средств дли наилучшего выполнения поставленных ими задач».
В. Р. Вильямс в 1890-х годах.
Вот почему ряд работ, начатых кафедрой Вильямса, вызвал к жизни целые громадные учреждения: институт луговодства, селекционную станцию, опытные поля, орошения и т. д.
Из ближайших учеников Вильямса вышел ряд замечательных деятелей по самым разнообразным отраслям науки: зоолог Мантейфель, ботаник Вавилов, музыкант Шацкий. Сторожа помнят и высокую фигуру поэта Маяковского. Он приходил к Вильямсу в черном плаще и широкополой черной шляпе.
— Он всегда окружен молодежью, — рассказывает академик Демьянов, — ученики растут и старятся около него. Вот у других этого не получается. Прослушают студенты курс и уходят, а с Василием Робертовичем люди работают по десять, по двадцать лет.
Но о Вильямсе далеко не все отзываются с нежностью. Некоторые ненавидят его так, как только можно ненавидеть злейшего и сильного врага.
Почему же его так любят и так ненавидят?
Вот что рассказал о Вильямсе его сын Василий Васильевич, тот самый сын, который дрался на Северном Кавказе под командой Кирова.
В. Р. Вильямс в 1914 гиду.
«СЕНТЯБРЕЙШИЙ ЛАБОРАНТ»
Колокола сорока сороков московских отзвонили вечернюю службу: В черном небе зажглись тихие звезды. Звонко поскрипывает снег под ногами прохожих. Фонарщики приставляют к чугунным столбам фонарей свои легкие лестницы и зажигают газ. Электричества тогда в Москве еще не было. Оранжевые и голубые языки пламени слабо освещают сугробы и ухабы мостовой.
На подоконниках при колеблющемся свете уличных фонарей четыре мальчика и три девочки учат свои уроки. У матери нехватает денег на покупку свечей. Носы и уши покраснели от холода. Мать бережет дрова. Будущий академик, ученик четвертого класса реального училища Василий Вильямс, сделав свои уроки, помогает сестренкам и братьям. Потом одевает зеленую фуражку, застегивает узкую шинель и отправляется в «поход». Он готовит в гимназию и репетирует богатых детей.
Хорошо бы в такую погоду одеть теплые варежки, да и подметки подбить не мешало бы. Но сначала надо заплатить за квартиру. Потом купить матери зимний салоп. Своими уроками мальчик содержит всю семью. Но ни мороз, ни заботы не мешают ему задевать по дороге извозчиков, кидать снежками в мальчишек, скользить с разбега по льду замерзших луж и нарочно вваливаться по колено в сугробы.
Он вовсе не спешит к своим ученикам, по всегда приходят во-время. Оп не опаздывает в училище, несмотря на то, что почти всегда на рассвете бродит по заставам и паркам. Весной, осенью и летом карманы Вильямса набиты жуками, камнями, травами, лягушками и даже паутиной. Его интересует жизнь растений и животных. Он увлекается естественными науками и химией, но не возится с крысами в сарае, и не прячет свохи пробирок по чуланам. Он организует при реальном училище естественную лабораторию и все свои опыты производит там.
Одноклассники избрали Вильямса в директоры этой лаборатории. За высокий рост, за широкие плечи, за могучие кулаки они его прозвали «сентябрейшим…
… стр. 15–34 отсутствуют …
Весь спор из-за этих вот шишек.
СУД ИДЕТ
Белка — наше богатство. Белка — наша валюта.
Миллионы беличьих шкурок собирает ежегодно Срюзпушнина в наших лесах. Делает теплые шапки и шубы из теплого беличьего меха. Продает за границу — и получает золото, машины.
Белка — один из самых важных пушных зверей нашей страны. Все, что ей вредит, вредит и нам. Мы должны защищать белку, бороться с ее врагами.
Клест-еловик и большой пестрый дятел обвиняются в том, что «отбивают хлеб» у белки, обрекают ее на голодную смерть.
В лесах северной половины европейской части Союза и во многих других местах главная пища белки — еловые шишки. Точнее — семечки еловых шишек.
Зимой, когда у всех животных подтягивает животы, белку и дятла спасают от голодной смерти еловые шишки. А клеста они кормят круглый год.
Клест и дятел уничтожают еловые шишки— пищу белок. Ясно, что и клест и дятел — враги белки, а значит, и наши враги. В особенности клест, потому что он круглый год уничтожает еловые шишки.
Так посадим клеста-еловика и большого пестрого дятла на скамью подсудимых, будем их судить и, если никто не сумеет их оправдать, без жалости присудим к смертной казни, как вредителей. Уничтожим их в наших лесах.
СЛЕДОВАТЕЛЬ ВЫЕЗЖАЕТ В ЛЕС
Много шишек валяется на земле в еловом лесу. Никто на них не обращает внимания. Никто, кроме ученого да охотника.
У охотника на шишку «глаз»: он сразу заметит, повреждена ли шишка и кем повреждена: птицей или белкой. Еще бы: ведь белка в наших северных лесах — главная добыча охотника-промышленника. Куницу, норку добудешь одну за то время, пока белок настреляешь сотню. И выйдет, что от недорогих шкурок белки дохода больше, чем от драгоценных куньих.
Охотник по валяющимся на земле шишкам узнает, есть ли в лесу белка, много ли ее.
Ученый смотрит глубже. Он скажет, поглядев на шишку, чья это работа: белки, клеста или дятла. Приметит на ней следы зубов или клюва. Найдет поблизости кузницу дятла: дятел вщемляет шишку в расщелину дерева или пня и тогда уже ее долбит. Под кузницей дятла и валяются обработанные им шишки.
Зоолог А. И. Формозов (хорошо известный юннатам по его рисункам и книжкам: «Следопыт», «Следы зверей и птиц», «Шесть дней в лесах») взял на себя немалый труд аккуратно подсчитать и записать, сколько семечек остается в еловой шишке, обработанной дятлом, и сколько их остается в шишке, сброшенной с дерева клестом.
Когда таких записей накопилось много, Формозову стало ясно: клест оставляет в среднем 76 семечек в одной шишке, а дятел в 11 раз меньше, всего 6 семечек, то есть почти что ничего.
ШИШКА ОПРАВДЫВАЕТ КЛЕСТА
Выходит, что клест как бы делится с белкой частью своих шишек.
Но это еще не все.
Формозов изучил, хорошо ли кормит белку урожай еловых шишек.
Шишки ели созревают к осени, примерно в середине августа. Всю зиму они висят на деревьях, полные семян. Чешуйки их в это время плотно сжаты. И если такую шишку сбросить на землю, с ней не справиться какой-нибудь мелкой зверушке — мыши или полевке.
Весной, с наступлением теплого времени, висящие на деревьях шишки высыхают и раскрываются. Чешуйки оттопыриваются, из-под них вылетают крылатые семена. Ветер уносит их далеко от родного дерева. Шишки падают. Оставшиеся в них семена быстро поедают мелкие лесные грызуны.
Значит, белка может питаться еловыми шишками с середины, примерно, августа (когда вызреют семена) до весны (когда шишки раскроются и семена вылетят). Дальше, до нового урожая — сиди без шишек.
Белка и сидела бы, если б не клест.
Клесты — стая за стаей — зимой поработали в том же лесу, что и белка.