Так мы наблюдали заботу колюшек о потомстве. Теперь мы понимаем, почему колюшки так сильно размножаются в реках и озерах. Колюшка мала, но берет смелостью, быстротой движения. В борьбе за жизнь ей помогает защитная окраска и иглы. Колюшка уничтожает молодь ценных для нас рыб. Поэтому колюшка— наш враг.
Костя Штемман — бригадир юннатов ихтиологов
ПРОФЕССОР ДОППЕЛЬМЕЙЕР ДАЕТ ЗАДАНИЕ
Ленинградские юннаты не повторят прошлогодней ошибки. В этом году за кольцевание они берутся дружно и продуманно и добьются успеха. Задание дает Георгий Георгиевич Доппельмейер — профессор Лесной академии, старейший орнитолог Союза.
Георгий Георгиевич сказал ребятам, что кольцевание птиц — это трудная и хлопотливая работа и что только массовое кольцевание может дать богатые данные и поможет выяснить перелетные пути птиц. В первую очередь для кольцевания выбраны: снегирь, свиристель, клест и синицы: большая и лазоревка. Весной будем кольцевать грачей и галок.
Опорный пункт кольцевания — естественно-научная педагогическая станция. Сюда будут приносить птиц со всего города — кольцевать, записывать в книгу и выпускать на волю. Профессор Доппельмейер следит за всеми русскими и иностранными журналами, где печатаются сведения о поимке закольцованных птиц. От него ленинградские юннаты узнают, где нашли закольцованных ими грачей, синиц, клестов.
Я ВЫБРАЛА РАБОТУ ПО САРАНЧЕ
В январе я пришла в кружок юннатов при педстанции.
Я выбрала себе работу по саранче.
Бригадой мы составили план и распределили дежурства. В этот же день был заложен опыт. Я получила шесть кубышек саранчи, которые положила между двумя сырыми ватками в банку, а банку поместила в инсектариум. Там горела лампочка в 200 свечей, и температура была 23° Цельсия.
Каждый день мы делали наблюдения и заносили их в дневник. Через 12 дней вывелась саранча. Этот вредитель не требователен и выводится легко. При своем развитии она меняет оболочку и часто при этом умирает.
Мы читали литературу, слушали беседы руководителя, наблюдали сами и теперь хорошо знаем саранчу: каких видов она бывает, как устроено ее тело, что она ест, как размножается, как с нею бороться.
Теперь по саранче работает другая бригада.
Юдолевич Хиля
Наш актив
Кто это?
Это кружки юннатов Ревдинской школы Уральской области, Кемеровской школы, Западной Сибири, юннаты-туристы Баумановской ДТС в Москве. Юра Орлов и Груздев из Гуся-Хрустального. Деменчук и Давыдов из Борисоглебска, Витя Шмелев из Черсева Ивановской области, Владя Зеленский из Ленинградской области и еще многие другие.
Они делают с нами журнал; присылая вести о своих разведках, наблюдениях и опытах, организуют кружки юннатов. Они советуются через журнал с научными работниками о своих юннатских делах и дружно подхватывают задания журнала.
Горячо идет у них работа; держат они с нами крепкую связь — журнал наш наполняется жизнью.
Запустят работу и переписку — журнал тускнеет, будто лампочки в нем гаснут.
Большое дело ведет вокруг журнала его актив.
Журнал любит свой актив, ценит его работу и хочет познакомить с ним всех своих читателей.
Журналу важно, чтобы актив его увеличивался и рос вместе с ним. С дружным и крепким активом «Юный натуралист» становится сильным.
Сегодня познакомимся с Витей Шмелевым, Вите 14 лет, он живет в Черсеве, Гусевского района, Ивановской области.
Начал я юннатскую работу с 1931 года. Проблески ее были и раньше. Помню, жила у меня мышь; долго жила и вдруг околела. Плакал я очень долго. А теперь смеюсь над своей глупостью. Позже жили опять две мыши, скачала жили в банке — очень ручные, затем потомство увеличилось — мышиха омышилась, штук шесть новых завелось. Пересадил я их в ящик, и они разбежались. Жила в доме и ящерица. Ночью уползала в щель под пол, а днем грелась на солнышке. Потом было много птиц. Я давал безумные цены — рублей семь за щегла и рубля по два за синицу, но не чистыми деньгами, а вещами.
С января 1931 года мне выписали журнал «Юный натуралист». Тут уж я начал подавать признаки юннатской работы. Начал с птиц. Помню, умел подкрадываться к птицам так, что хватал их руками, и знал всякую птицу по голосу. Теперь я тоже не выдам! Имел связь с Дормидонтовым Вадимом Григорьевичем — автором многих книг, в том числе «Птицы в неволе» (прошу, очень прошу написать, где он находится, его адрес). С 1932 года по 1933 год усилилась страсть к зверям и пресмыкающимся. Жили ящерицы, лягушки, жабы, зайцы и птицы более крупные: совы, галки, вороны, дятлы и другие. 1933 год — год самой меньшей юннатской деятельности. В 1934 году я уже проявил интерес к опытничеству, наблюдению за природой, рыболовству, охоте.
Я ходил часто в лес с винтовкой. Но стрелял редко, раз восемь-десять. И все безуспешно: не был достаточно меток. Этим летом я натренировался и решил взять в лес ружье — винтовку. И что же убил? Дрозда! Это первый и последний раз. И очень жалко — сил нет. Я ужасно не люблю кровь. Убегаю, когда режут домашних животных. Но стрельбу по мишеням ужасно люблю. Я состязался с лучшим из стрелков красноармейской части: на 50 метров из 15 очков он выбил 12, а я 6. Но и то хорошо. В школе я первый стрелок и наверное сдам на юного ворошиловского стрелка.
Я считаю, что до сих пор у меня было больше слов, а меньше дела. Это искореню. Буду писать только тогда, когда выполню задания, а так писать не буду: «Намечаются сдвиги»… «Скоро выполню задания» и т. д.
Что будет в 1935 году, загадывать не буду.
С пионерским приветом Витя Шмелев
Витя Шмелев
О сове
Жила у меня летом сова. Достал я ее детенышем, но детенышем-вылетком. Сначала она дичилась, щелкала клювом, угрожала лапами и крыльями. Но затем привыкла.
Очень смешная была. Сидела на окне, полузакрывши свои кошачьи глаза, нахохлившись — и жизни не видно. А ну-ка, принеси кузнечика — сразу оживет.
Слух был замечательный! Я делал такой опыт: помещал сову на окно и, проследив в противоположное окно, метров за восемь, за стеной, когда она успокоится и уснет, чуть слышно стукал — моментально повертывала голову. Рассматривал у нее слуховой аппарат — очень хорошо устроен. Стоит только маленько отвести назад заднюю часть надбровной красивой дужки, и весь аппарат представится вам — об’емистый и очень даже по сравнению со всем об’емом тела.
Она кушала кузнечиков, мясо, кашу, хлеб. Хорошо различала вкусное. Вот, например, сначала я давал черный хлеб — клевала хорошо, но, попробовав белый, не стала клевать черный и, наконец, после творога ничего не хотела знать, кроме творога и кузнечиков. В то время мяса не было, творога тоже, а кузнечиков трудно было поймать, но сова упорствовала: подавай творог или кузнечиков. Решил пустить ее на волю. Вечером пустил ее и вижу: прыгает, что-то клюет. Я подбежал к ней, но ничего не обнаружил. Так и ушла наша сова.
Зарисовка юнната Вити Шмелева.
О вороне
Это была обыкновенная серая ворона. Снаружи ничего особенного не было, но внутри ее горел огонь жажды жизни, но жизни не в лесу, а в жилище, у человека. Она была приручена. Достал я ее птенцом-слетком, т. е. вылетевшим из гнезда.
Сначала кормил я ее насильно. Брал за клюв, открывал его и совал туда пищу. Она ела. Потом начала принимать пищу из рук, прилетала, садилась около и открывала свой клюв, кга-кга! — корми ее. Берешь пищу и кладешь ей в рот. Таким образом она принимала пищу всю свою жизнь, в детстве, в юношестве — до конца. А жизнь ее была недолговечна — 4–5 месяцев.