Мои уши запылали.
— Зачем же утруждать себя? — Я постарался вложить в свои слова максимум едкости. — Уж как-нибудь справлюсь. Кстати, вы не могли бы вернуться на прежнее место? Мне надоело задирать голову.
Я думал, что уязвленный Маркин постарается поддеть меня, но он просто вернулся на куб.
— Значит, ты согласен?
В рубке повисла тишина — какая-то необыкновенная, осязаемая. Ее, казалось, можно было мять пальцами. Я понял, что Маркин меня поймал.
— Завтра же регата! — Это был мой последний козырь.
— Регата? — Маркин фыркнул. — Да ты и думать о ней забудешь после нашей одиссеи! Кстати, — он принюхался, — кофе готов. Хлебнем перед дорогой?
Мягкий толчок — и яхта отделилась от ажурного диска станции.
Диспетчер на Ринусе-Два дал «добро» на тренировочный полет. Знал бы он, что это за полет… Мне теперь, конечно, не выкрутиться. Плакала регата! Да что регата! Могут дисквалифицировать лет на пять…
— Не вешай нос! — услышал я бодрый голос Маркина. — Не ты ли полчаса назад сгорал от любопытства, желая узнать, что со мной приключилось на Линде? Вот и слушай. Чтобы не задеть станцию выбросом гиперполя, нам еще часа полтора придется лететь на обычной тяге. Как раз уложусь. Готов слушать?
— Готов, — нейтрально ответил я.
— Что ж, приступим. Итак, я был тем самым пилотом, которого капитан «Альфагета» отправил на катере для первого знакомства с Линдой. Проходило оно трудновато: у атмосферы оказался дьявольски сложный состав, и всю поверхность планеты затягивал мощный облачный слой. Катер пришлось сажать вслепую.
Видимость была шагов на десять, не больше. Лучи красного карлика, солнца Линды, с трудом пробивались сквозь облака, и все вокруг было багровым. Из-под ног вдруг поползли клубы густого бурого дыма. Они поднимались все выше, а когда полностью пропала видимость, я почувствовал, что меня кто-то ощупывает. Потом огромные невидимые лапы сцапали меня и стали вертеть, как забавную игрушку. Помню, мелькнула мысль: сейчас сверхпрочный скафандр лопнет, и я вывалюсь в пасть, утыканную метровыми зубами…
Когда туман растаял, мне открылось потрясающее зрелище. Подвешенный в силовом коконе, я находился в центре фантастического мира. Меня окружали светящиеся голубые деревья. Их ветви шевелились, стволы опоясывали пульсирующие жилки, ветви то сокращались, то вытягивались, касаясь земли, точнее стекловидной массы с дымчатыми разводами в глубине.
Маркин замолчал, словно припоминая. Я ошарашенно уставился на него: кто бы подумал, что бесцеремонный трудяга-пилот способен так красиво, «вкусно» рассказывать! Пожалуй, ему стоило начать писать книжки…
— В просветах между этими, с позволения сказать, «деревьями» то и дело что-то вспыхивало, повсюду мелькали нестерпимо яркие зеленые молнии, летели во все стороны большие, жемчужно поблескивающие шары, разлетаясь потом мириадами сверкающих брызг, — продолжил Маркин — И чувствовалось: каждая диковина не сама по себе, все вместе они составляют единый грандиозный процесс. Это надо было видеть!
Маркин вновь замолчал. Я поразился выражению его лица. Теперь он напоминал юнгу-стажера, впервые открывшего для себя краски живой Вселенной. Сейчас — честное слово! — даже комбинезон этот мальчишеский смотрелся на нем естественно.
— А дальше? — вырвалось у меня.
— Дальше произошло то, чего следовало ожидать. Ко мне обратился хозяин этого мира. Впрочем, «хозяин» — не то слово. Просто-напросто все, что меня окружало, — это и был он, Инт. Уже и не помню, почему я стал называть его так. Наверно, просто сократил слово «интеллект» — чем-чем, а этим он не был обделен!
Как мы общались? Позже Инт объяснил, что он «настроил» мой мозг на восприятие его «речи» — слабых колебаний гравитационного поля. Ну а мне, чтобы дать ответ, достаточно было мысленно сформулировать его.
Как ни странно, первые же вопросы Инта были философского плана. Представь, что тебя ни с того, ни с сего спрашивают: «В чем смысл твоего существования?»
Не помню дословно, что я ответил. Но Инт принялся пытать меня дальше. Какие свойства материи я считаю основными, а какие второстепенными? В чем разница между живым и неживым?
Я не уклонился ни от одного ответа, хотя порой чувствовал себя полным идиотом. А потом поинтересовался, зачем Инту нужно мое скромное мнение. Оказалось, это был своеобразный тест. Ему понадобилось выяснить характер моего, а по большому счету — человеческого мышления. И ты знаешь, он остался доволен результатом, нашел, что мозг землян способен решать довольно сложные задачи. А мне-то казалось, что я беспомощно карабкаюсь в паутине слов, не в силах внятно выразить свои мысли!