Через минуту послышались шаги. Старик дежурный. Он просунул голову в дверь и сказал:
— Начальник полиции едет. Не полагалось бы, но едет.
Ричер кивнул. Ничего не сказал.
Мобильник Платона снова зазвонил. Деньги, посланные русским, перемещались по земному шару, втемную, не оставляя следов. Депозит зажегся на экране в Гонконге и задействовал код, означавший, что владелец счета должен быть оповещен. Тогда клерк набрал номер, который автоматически прошел через пять переадресаций и в конце концов зазвонил в «боинге» высоко над Небраской. Платон молча выслушал сообщение.
Клерк в гонконгском банке отключился от Платона и набрал другой номер. Бруклин, Нью-Йорк. На вызов немедленно ответил русский, который платил больше Платона. Клерк сказал:
— Я сообщил ему, что деньги на его счете.
— Теперь аннулируйте операцию, — сказал русский.
Клерк постучал по клавиатуре, прокрутил картинку.
— Сделано.
— Спасибо, — сказал русский.
Из Бруклина русский набрал номер незарегистрированного мобильного телефона, который лежал сейчас на тумбочке возле кровати в Виргинии. Телефон принадлежал агенту Управления по борьбе с наркотиками, а тот в свою очередь принадлежал зятю друга двоюродного брата русского. Агент в Виргинии ответил на вызов, и русский сказал ему, что все идет по плану. Агент спросил:
— Вы даете слово?
В Управлении по борьбе с наркотиками продажный агент зятя друга двоюродного брата был выше по положению продажного агента Платона и согласился, чтобы к русскому перешла вся торговля Платона в США, при условии что русский не заберет метедрин из шахты в Южной Дакоте. Даже продажные чиновники сохраняют определенную лояльность к своему учреждению.
— Даю вам слово, — сказал русский.
— Спасибо, — сказал человек в Виргинии.
Русскому были смешны эти условности. Но он согласился. А почему нет? Конечно, это клад, но у него были более обширные планы. И нельзя сожалеть о том, что тебе никогда не принадлежало. Он закончил разговор, написал SMS и отправил.
На высоте семь миль над Небраской, за два ряда от Платона, на месте 4А в кармане завибрировал телефон с выключенным звонком. Пятый из шести расходных мексиканцев вынул его из кармана и прочел текст. Это был тот мексиканец, который вез Платона на аэродром. Он показал экран соседу на месте 4В. Оба кивнули.
Текст гласил: «Сделайте».
Ричер услышал ворчание машины Холланда, потом мотор выключился, хлопнула дверь. Он услышал, как открылась входная дверь, затем шаги Холланда в коридоре. Затем он сам появился в двери — сутулый, подавленный, как будто пришел чему-то конец.
— Вы уверены? — спросил Холланд.
— Никаких сомнений.
— Как это произошло?
— Девять миллиметров между глаз. Так же, как с теми двоими.
— Какие-нибудь следы?
— Никаких.
— Значит, мы по-прежнему не знаем, кто это.
— Но я знаю, как это выяснить, — сказал Ричер. — Скоро опять пойдет снег. Взлетную полосу опять занесет, а байкеры уехали, расчищать некому. Значит, Платон уже в пути. Ему надо забрать драгоценности до того, как совершится продажа. Возможно, он намерен обмануть русского и забрать к тому же часть метедрина. Так что предполагаю, его человек должен явиться туда, чтобы помочь. Он будет выжидать где-то в стороне, а потом направится туда. Нам надо только приехать раньше него.
Холланд сказал:
— Мы можем прождать там несколько часов.
— Не думаю. Платону надо прилететь и улететь. Он не хочет застрять из-за снежной бури.
— Мы должны там где-то спрятаться? Очень холодно.
— Холодно? — повторил Ричер. — Это ерунда.
Холланд задумался. Ричер наблюдал за ним. Губы Холланда шевелились беззвучно, глаза бегали. Ему явно не хотелось, но он все-таки решился:
— Ладно. Давайте.
2.55. Остался один час.
За рулем сидел Холланд. В машине было тепло. Дороги пустые. Холланд сидел близко к рулю, в застегнутой парке, пристегнувшись ремнями безопасности. Ричер развалился рядом, без ремней, в расстегнутой куртке.
Вскоре показалась взлетная полоса, массивная, широкая, казавшаяся бесконечно длинной в свете фар. Холланд не сбавлял скорость. Впереди только серая тьма. Ни огней, никакого движения.
За сотню ярдов от зданий Холланд снял ногу с газа и ехал по инерции. Он по-прежнему был пристегнут.
— Где мне поставить машину?