Такъ жили. Дѣти выросли, пріобрѣли силу, стали мужчинами. Состарился Эле́нди. Но сыновья велики и сильны. Ихъ копья со связкой колецъ на тупомъ концѣ. На ходу звенятъ кольцами. Снова всѣ живутъ на берегу моря. Снова Айванъ Эрмэ́чэнъ, не прежній, иной, приблизившись къ нимъ, сталъ сосѣдомъ[60], — морской человѣкъ, питающійся морской ѣдой. Говорятъ сыновья отцу: «Айванъ, кажется, нашелъ мертваго кита, ибо пошелъ разрѣзывать его на части. Что, не дастъ ли онъ тебѣ[61]?» Пошелъ старикъ, предъ уходомъ говоритъ: «Не дастъ, должно быть! Не думаю, что дастъ! Прежде я не думалъ бы, что не дастъ, но теперь я состарился!.. Пусть невѣстка все же приготовитъ сумку, я ее унесу съ собой!» Пошелъ и сумку унесъ. На берегу моря нашелъ Айвана. Сидитъ вмѣстѣ съ женой на пескѣ. Китъ застрялъ на мели и остался далеко отъ берега среди мелкой воды. — «Ка-ка! Пришелъ ты?!» — «Ы!» — «Ну, ну, чего тебѣ?» — «Дѣти меня послали!» — «Ну давай, самъ накладу! Сюда, сюда! принесите сюда часть!» Принесли работавшіе, онъ отрѣзалъ кусокъ кожи съ жиромъ. — «Иди сюда! — говоритъ. — Наполнилъ твою сумку!» Подошелъ старикъ. — «Повернись задомъ, надѣну тебѣ!»… Сумку легкая, словно пустая. Вдругъ схватилъ его сзади за подгузье штановъ и напихалъ за поясъ жиру и кожи. — «Правда, вотъ тебѣ! теперь иди домой!» Ибо насмѣшливъ[62]. Жиръ потекъ по ногамъ и по животу. Не можетъ идти, едва доплелся домой. Штаны наполнены.
Сыновья говорятъ матери: «Ну ка, погляди ка! А что?» — «Еще нѣтъ!» Спустя немного опять. «Посмотри ка снова! Что же онъ такъ медлитъ?» Наконецъ говоритъ — «Вотъ, онъ идетъ, палку держитъ поперекъ согнутой спины!» — «О, о! должно быть ноша тяжела!» Вошелъ. Женщины схватились за сумку, говорятъ: «А что?» Ищутъ вездѣ, поворачиваютъ, ничего нѣтъ. Онъ стоитъ въ переднемъ шатрѣ, обернулся къ нимъ задомъ. «Гдѣ же?» «Да вотъ тутъ есть!» Сынъ поглядѣлъ изъ полога, высунувъ голову подъ полою входа[63]. Взяли сумку, трясутъ: ничего нѣтъ. — «Гдѣ же!» — «Да вотъ здѣсь!» — «Но гдѣ же наконецъ!» Вторая сноха бросила взглядъ на подгузье. — «О-о-о!» Сняла штаны со старика. Онъ весь перепачканъ жиромъ. — «Вотъ какъ! Вотъ какъ!» кричатъ сыновья. Тотчасъ же стали одѣваться. Старикъ говоритъ: — «сами мы теперь такъ пріучили Айвана! Или скажете, что я его пріучилъ! Но я когда то наказалъ такого. Теперь другой Айванъ насмѣхается только надъ вами!»…
60
Сосѣдомъ, но не на одномъ и томъ же стойбищѣ.
61
Китовая кожа, срѣзанная вмѣстѣ съ жиромъ, считается лакомствомъ не только у сидячихъ, но и у оленныхъ чукочъ. Потребность разнообразить пищу выражается у оленныхъ чукочъ главнымъ образомъ, пристрастіемъ къ тюленьему жиру, китовой кожѣ, моржевому мясу, отчасти также къ рыбѣ, а вовсе не къ растительнымъ веществамъ, которыя употребляются только, какъ суррогатъ и составляютъ пищу бѣдняковъ.
63
Люди, сидящіе въ пологу, разговаривая съ людьми, стоящими снаружи, обыкновенно ложатся на животъ и высовываютъ голову, плотно окутывая плечи мѣховой полою полога.