Этой ночью мы бдели, и около часа пополуночи мы услышали крик этой твари невдалеке от дома, долгий и резкий звук, в конце переходящий в кулдыканье. Роджер вышел с пистолетом, чтобы выследить существо в лунном свете. Он вернулся спустя двадцать минут, чтобы сообщить о неудаче.
— Хитрая тварь, — сказал он, — ибо я не услышал и писка с момента, когда вышел из дому. Однако у меня было чувство, что за мной всё это время следили. Было достаточно жуткое ощущение.
Вылазка Роджера с оружием была, как минимум, успешна в том, что отвадила существо. Раз или два оно вновь издало крик, но уже издалека, откуда-то с игрового поля или из леса.
Следующей ночью я рано отправился спать и неоднократно просыпался, по недавнему своему обыкновению, посреди ночи, в глубочайшей тишине. Должно быть, было уже далеко за полночь, когда я был разбужен стуком в мою дверь и сотрясанием ручки. Я зажёг прикроватную лампаду и спросил: «Да… кто это?»
Это была Молли Себайн, в своём ночном пеньюаре, выглядевшая испуганно.
— Джеймс, — начала она, — в Синей спальне старшеклассников никого нет. Их кровати пусты. Я посмотрела в соседнюю Жёлтую, и там было только двое спящих мальчиков. Остальные исчезли.
Я нацепил свой ночной халат, обул шлёпанцы и последовал за фонариком Молли по коридору.
Синяя спальня была ярко освещена полной луной, что светила через высокие, образца позднего восемнадцатого века окна, отбрасывая прямоугольники фрагментированного света на пол и делая из узких кроватей алебастровые надгробные плиты.
— Они пробрались обратно, Молли, — прошептал я, указывая на кровать у двери, так как на ней возвышался небольшой холмик спящего под одеялом тела, а на подушке виднелся тёмный контур головы.
— О, они приняли меры предосторожности, — ответила она, и откинула одеяло и простыню.
Подушка, сбитая в форму, пара набитых чулок, мешок от губки для головы и сама губка для волос — это и был наш спящий мальчуган. Молли направила фонарь на другие подушки.
— Остальные, — сказала она, — не менее изобретательны. Но куда же они подевались?
— Слушай, Молли, — сказал я, — ты не могла бы составить список пропавших? Я пойду накинуть что-то из одежды, потом разбужу Роджера. Нам следует постараться справиться самим и не поднимать лишнего шума.
Все прогульщики, за исключением одного, оказались из старших спален. Молли обнаружила одну пустующую и взлохмаченную кровать в Зелёной спальне младших.
— Это малыш Дикки Заппингер, — рапортовала она, — и он — единственный, у кого не было этого.
— Не было чего? — спросил Роджер, сварливый из-за прерванного сна и поспешного принятия на себя ответственности.
— Того, что они зовут «бубонами» — эти вздутия, которые я лечу.
— Ты хочешь сказать, что у всех остальных они есть?
— Список, что я сейчас составила, в точности совпадает с моим списком из процедурной, сделанным прошлой ночью — за вычетом Заппингера.
— Маленькие глупые задницы! — сказал Роджер. — Я заметил, как они непристойно горды этими своими чирьями. Небось, устроили неподалёку гулянку, чтобы отметить свои Метки Каина. Они получают дополнительные отметины от розги[13], совершенно иного свойства, когда я только доберусь до них.
Мы тщательно обыскали местность, и в школьных зданиях наших беглецов не обнаружилось. Роджер заметил, что ключ к боковой двери пропал с общей доски.
— А ключ от летнего домика? — спросил я.
— Не наблюдаю… Нам лучше разделиться по секторам. Я прочешу местность у бассейна, загляну в гимнастический зал, далее пройду вдоль игрового поля до парка. Ты возьмёшь другую сторону. Двигайся вдоль Бич-Уолк. Они могли засесть в зарослях. Если их там не будет, то иди в парк и прямо до леса. Если мы оба окажемся ни с чем, тогда встречаемся у Холма, где сооружают костёр для Гая Фокса. У тебя фонарь. Есть свисток?
— Нет.
— Вот, возьми этот. Захвачу другой из моего кабинета. Свисти в него как псих, если они попытаются удрать.
Дверь в летний домик была приоткрыта. Я заглянул внутрь. Свёрток из сетки и Штуковина, которую я спрятал в нём, пропали. Пыльная маленькая клетушка казалась очень пустой, прямо-таки зияющей в рассеянном лунном свете, так что я мгновение застыл в нерешительности, дивясь этой пустоте, прежде чем припомнил, что, когда последний раз был здесь, то две огромных окрашенных головы пристально смотрели на меня с ныне голых углов выцветших панелей, на которых играли лунный свет и луч моего фонарика.