Конечно, главное она бы не сказала никогда, но и после уже сказанного у директора осталось бы достаточно причин считать ее странной.
Инга Петровна хихикнула. Ей показалось, что она сделала это про себя, но заметила удивленные взгляды учеников и сообразила, что сделала это вслух.
Она подобралась, посерьезнела и вызвала к доске Олю Старцеву. И, наблюдая, как та шагает по проходу, уверенно глядя перед собой, — бывшая наркоманка и оторва, готовая рецидивистка, как выразился однажды директор, а ныне отличница, гордость школы, ведущий голос в школьном хоре, победительница всех возможных и невозможных конкурсов и олимпиад, глава местного детского отделения борцов за дикую природу, перевоспитанная ею, Ингой Петровной, она вдруг решила, что не нужно Баранову приводить маму. Уж лучше прижечь. Так надежнее. Проверенное, как говорят здесь, на Земле, средство.
Хидар смотрел на лицо Иги (так ее звали на самом деле). Она постарела на Земле, но он все равно ее любил. Он протянул руку и погладил экран галактического транслятора, жалея, что она не может его видеть. Отошел от монитора, сел в кресло и задумался.
Вариант с потопом не сработал. Вариант со взрывом газа в кухне год назад тоже. Падающие деревья, поджоги, обрушение козырька подъезда. За прошедшие годы он перепробовал многое. Даже как-то подселил в квартиру к Иге мышей с крысами. Через год тараканов — бойких, злых, специально отобранных.
Не помогло. Ничего не помогало. Ига бросала все, разгоняла насекомых, раскидывала упавшую на нее мебель, выплывала из-под придавившей ее ванны, буквально проходила сквозь стену огня и упорно шла на линейку. На проводимую каждый год первого сентября школьную линейку. К восьми утра. И стояла там до девяти. Как раз в то время, в тот единственный день и час, когда планеты занимали необходимое положение, игрек-потоки текли в ту сторону, что и положено течь игрек-потокам, и можно было открывать окно портала и забирать Игу обратно на Тору. Единственный день в году. Один час.
И она знала об этом — Хидар каждый раз оставлял ей в квартире послания. Подумать только — окно открывалось не ночью, когда она, набегавшись по ученикам, спала в своей постели и можно было запросто забрать ее оттуда, пропихнуть в квадратное, размером три на три ладони окошко телепорта и вернуть ее изрядно постаревшим родителям. Не в выходной, когда она с утра до поздней ночи сидела за кухонным столом и проверяла, правила, писала замечания. Не в те единственные в году десять дней новогодних каникул, когда Ига безвылазно торчала дома. Нет, оно открывалось именно первого сентября. С восьми до девяти утра. В это время Хидар проникал через него в квартиру и прятал там очередной сюрприз, который должен был сработать ровно через год. Что-то такое, что заставило бы, наконец, упрямую жену Хидара остаться в это время дома, вместо того чтобы стоять по стойке «смирно» на проклятой линейке.
В этом году Кан, отец Иги, впервые повысил на зятя голос и объявил, что его терпение лопнуло и, если тот не вернет его дочь, он расторгнет заключенный между Хидаром и Игой брачный договор и похоронит его рядом с сестрой Иги, погибшей вместе с остальными участниками экскурсии — они были придавлены транслятором телепорта, который при падении неожиданно вдруг включился и перебросил Игу с Торы на Землю.
Хидар щелкнул пультом и включил вчерашнюю запись, на которой его жена воспитывала пойманного ею в женском туалете Баранова. И правильно, подумал он, глядя, как она прижимает того к стенке, как глаза Баранова округляются и наполняются ужасом. Вот Ига прикладывает ладонь к его лбу и прямо там, в туалете, проводит процедуру прижигания.
«Давно пора, — подумал он. — Прижигание отнимает столько энергии, что хватило бы, чтобы вернуть к жизни небольшую планету — заново наполнить ее водоемы, вырастить леса и заселить их живностью. Но уж лучше так, чем без конца с ними цацкаться».
Хидар проследил за тем, как отпущенный Баранов падает на пол, тут же вскакивает и в ужасе убегает прочь. Ига стоит какое-то время — глаза закрыты, голова трясется, колени дрожат. Потом приходит в себя и медленно, пошатываясь, идет по коридору.
В общем, жену пора было спасать всерьез.
И вновь наступило первое сентября.
Инга Петровна села на постели, спустила ноги на прохладный пол и прислушалась. Тишина. Она встала и осторожно выглянула в коридор. В квартире было тихо. Не падала с потолка штукатурка, не хлестала из труб вода, не проваливался пол. Она вышла в коридор. Посмотрела в сторону кухни, готовая каждую секунду отпрыгнуть в сторону. За окном кухни светило солнце, и пронзительно чирикал на подоконнике воробей.