— Это ты сейчас говоришь?! Про «дух»? Ты чокнутый!
— Сама такая, — откликнулся он привычно ворчливым тоном, — просто мне было очень хорошо.
— Не сомневаюсь, — Крис растянула губы в самодовольной усмешке, не испытывая, судя по всему, ни малейшего смущения.
— Ты останешься на ночь? — спросил он. — Останешься со мной?
Ему не приходило в голову, что ее, скорее всего, ждут дома, сейчас существовал лишь один дом с одной постелью, а там, за окном, за пределами их маленького мирка никого и ничего не было.
Нежная прохладная рука коснулась его щеки, задержалась на секунду и отстранилась, оставив легкий запах стирального порошка.
— Я останусь.
Ли улыбнулся так широко, что рот едва не лопнул. Ему хотелось петь и танцевать.
Вставать было неохота, но не сидеть же всю ночь в коридоре.
Он поднялся, поспешно застегивая джинсы. Из кармана выпала таблетка мятного цвета с впечатанным в нее знаком вопроса.
Увидев ее, Крис нахмурилась.
— Опять наркоту принимал? Знаешь ведь, что тебе вредно. У тебя слишком много денег, тратишь на всякую муть.
Ли наклонился, поднял таблетку и зажал в кулаке.
— Я не буду больше, — пообещал он. — Хочешь, спущу в унитаз весь свой запас? Смотри!
С силой он растер кругляшок между пальцев, обратив в порошок, и сдул его с ладони, разметав в воздухе мятные снежинки.
— Вот, — сказал он, — вопрос растаял в воздухе.
Они отправились в комнату Ли, где все стены были увешаны плакатами из «Доктора Кто». Крис остановилась перед одним постером и некоторое время разглядывала, перекатываясь на мысках.
— Какой же ты все-таки гик, — покачала она головой, — с ума сойти.
— Скажешь, мне пора повзрослеть?
— Нет, ты мне и таким нравишься.
Она по-прежнему совсем не волновалась и начала стягивать свитер с таким видом, как будто они пришли среди бела дня на пляж или в бассейн, чтобы искупаться, и вокруг галдит целое сборище полуголых людей. Неужели происходящее кажется ей естественным?
Она бросила свитер на стул, расстегнула молнию юбки и осталась в одних трусиках и бюстгальтере. Затем щелкнула застежкой, и Ли просто одеревенел, увидев ее маленькую обнаженную грудь. До чего же странно… И странно то, что там, в коридоре, кончить в ее руку странным не было, а странно именно сейчас, но еще странно было в самом начале, когда Крис только пришла, странно было ее увидеть, а потом стало не странно, а потом — опять, может быть, это странность внутри странности внутри странности, как спираль?
Может быть, он подглядывает фрагмент жизни из какого-то альтернативного мира, где они с Крис давно вместе? Или спит? Он даже ущипнул себя украдкой, чтобы удостовериться.
Но реальность никуда не делась, видно, решила преподнести ему подарок, за который и умереть было не жалко.
Крис заметила, что он ее разглядывает. Хитро улыбнулась:
— Ты чего застыл? Или в одежде собираешься спать?
— Я… я…
Все слова застряли в горле.
Чувствуя себя невероятно глупо, он выключил люстру, при свете он не смог бы заставить себя раздеться. Но и в темноте ему не удавалось успокоиться, и он до последнего момента не мог решить — снять ему трусы или оставить, а как поступила Крис, он не успел разглядеть, та уже забрался в постель.
— Что ты там копаешься? — раздался смешок. — Штаны через голову снимаешь?
— Заглохни! — он внезапно разозлился на нее за то, что она совсем не волнуется.
— Сам заглохни! — смех усилился.
Волнуясь так, что бросало в пот, Ли прошмыгнул под одеяло. Замер в ожидании. Что сейчас будет?
— Привет, — прошептала Крис.
Потом опять стало тихо.
В темноте ее дыхание казалось громким, в темноте ее кожа казалось глаже отполированного дерева, в темноте ее руки были теплыми крыльями, которые подхватят тебя и унесут, это сон, все-таки сон, ну и пусть, главное, чтобы никогда не заканчивался…
Но когда небо и земля отделились друг от друга, а из зазора между ними пробился свет, Крис все еще была здесь, ворочалась на подушке, взлохмачивая волосы во все стороны, и ее сердце стучало со вселенной в такт.
Ли, так и не сомкнувший ночью глаз, лежал рядом, затаив дыхание, и считал выступавшие на узкой спине позвонки, веснушки на коже, и звонко отсчитываемые секунды, и глухо ползущие часы, оставшиеся до того мгновения, когда можно будет разбудить ее, вжавшись губами в ухо, сквозь которое просвечивает солнце, и повторить то, что уже было сказано, три коротких слова, длинные, как вечность.