Парацельс в годы жизни в Базеле (1526). Рисунок Ганса Гольбейна-младшего.
Титульный лист полного собрания работ Парацельса, изданных в 1590 году в Кельне.
Незнание сути происходящих в организме процессов «гибкие» медицинские умы пытались компенсировать обилием гипотез, теорий и медицинских систем, каждая из которых «противоречила всем остальным, а иногда и самой себе».
Ганеман.
Датой рождения гомеопатии считается год 1776-й. И связано это с именем другого немецкого врача — Ганемана. Судьба его на удивление во многом прямо противоположна судьбе Парацельса.
В отличие от Парацельса, который был единственным сыном, в семье Ганемана было 10 братьев и сестер, и он старший. Его отец — живописец по фарфору не только не имел понятия о химии и медицине, но не в состоянии был оплачивать учебу сына даже в обыкновенной школе, не говоря уже об университете. Мальчик же оказался настолько талантливый — в 11 лет ему поручали преподавать сверстникам правила греческого языка, — что учителя в школе, а потом и профессора в университете опекали его, передавая из рук в руки.
В 25 лет Ганеман знает 8 языков, в том числе все ведущие европейские, латинский, греческий и арабский, медицину, химию, ботанику, зоологию, физику и даже горное дело.
В 33 года он уже 10 лет практикует, женат, счастлив и имеет пятерых детей (а всего их будет 11). К его энциклопедическим знаниям прибавляется знание аптекарского дела и фармацевтики. И, наконец: прекрасное знание химии, где он — автор ряда работ и блестящий переводчик лучших химиков и врачей того времени. Причем переводы известных сочинений Ганеман снабжает примечаниями, исправляет неточности и заблуждения, обнаруживая во многих случаях более современный взгляд на вещи.
Однако основным для Ганемана оставалась все-таки медицинская практика. Но чем больше он практиковал, тем больше убеждался в ограниченности и откровенном убожестве современного ему врачевания. Несмотря на то, что вся фауна Европы была уже полностью обследована, а химия заявила о себе в полный голос, свойства лекарственных растений по-прежнему никто не изучал. Лекарства испытывали на животных, и, как они будут действовать на человека, не знали. Незнание свойств лекарств, как и прежде, старались компенсировать смешением большого числа составляющих в одном рецепте. Каждый «порядочный рецепт» должен был включать в себя средства: основное, вспомогательное, исправляющее, направляющее, формудающее и так далее и тому подобное. Так, знаменитая еще со средних веков пропись Териакум (Theriakum) состояла из 66 средств. А то, что среди них сплошь и рядом оказывались вещества с абсолютно разной направленностью, никого не удивляло. Важно, что врачи выписывали, аптекари делали, и, чем больше было составляющих, тем дороже стоило лекарство. При этом рецепты менялись при хронических болезнях каждые 2–3 дня, а при острых — по несколько раз в день. Результаты же оставались плачевными. Чтобы найти выход из положения, пытались обращаться к заветам древних. С целью отвлечь дурные соки «и очистить организм от «болезненного вещества» наносили на кожу надрезы и, постоянно раздражая их, обращали эти надрезы в застарелые язвы (заволоки, фонтанели)». Предполагалось, что таким образом открывался выход через эти гниющие поверхности для «болезненного вещества». Основываясь на наблюдениях древних, что болезнь легче переносится, если сопровождается обильной рвотой, выделением пота, мочи и кровотечениями, старательно выискивали в больном организме всевозможные «сгущения», «завалы», «застои» и, действуя по принципу «противоположного», тут же уничтожали их, как если бы все это было не следствием болезни, а ее первопричиной. Торговля пиявками по всей Европе стала самым прибыльным делом. Прямое же кровопускание из вен начинало походить на откровенную резню.
И вот среди всей этой средневековой вакханалии раздался голос протеста Ганемана. Протестовали против неумеренного кровопускания и раньше. Возмущался даже Парацельс. Но так убедительно это прозвучало впервые.
В 1792 году неожиданно умер император Австрии Леопольд II. Правил он всего два года, но и за это короткое время «своим умом и миролюбием отвратил войны, казавшиеся неизбежными». Известие о его кончине поразило всех и дало повод самым невероятным слухам. Лечащие врачи во главе с известным тогда баварским лейб-медиком Лагузиусом опубликовали отчет о течении болезни и результатах вскрытия. Выяснилось, что исхудалому и ослабленному болезнью императору в течение только одних суток было сделано 4(!) обильнейших кровопускания. Познакомившись с отчетом, Ганеман тут же выступил с резкой публикацией, считая, что именно кровопускания погубили императора.
В конце концов, полностью разуверившись в возможностях медицины, Ганеман решает окончательно бросить практику, придя к выводу, что медицина не только беспомощна, но и «положительно вредна».
Портрет основателя гомеопатии Ганемана (1755–1843) из книги «Органон врачебного искусства», изданной в 1921 году в Германии.
И вот 35-летний глава многочисленного и счастливого семейства, «в расцвете сил и умственного развития, приобретя себе известность как врач, ученый и литератор», только по одному побуждению совести «низвергает себя и все свое семейство до нищеты и лишений». Средств, чтобы продолжать жить в Лейпциге, не хватает. Переводы, которыми продолжал заниматься Ганеман, оплачивались значительно хуже, и семья была вынуждена переехать в окрестности города. «Ганеман одевается в самую простую одежду, носит простые башмаки, помогает жене по хозяйству и собственными руками месит хлеб».
И тут происходит событие, которое иначе, чем озарением, не назовешь, — почти через две тысячи лет после одинокой вспышки озарения безымянного автора сочинения «О местах в человеке».
Переводя в 1790 году на немецкий «Лекарствоведение» известнейшего на всю Европу английского врача Куллена, в главе о хинной коре Ганеман, как это часто бывало и раньше в его переводах, не согласился с мнением именитого автора о ее целебных действиях. Сам Ганеман как врач неоднократно использовал хинную кору, а однажды даже с ее помощью вылечил себя от малярии.
Решив еще раз проверить действие хинина на себе, на этот раз совершенно здоровом, он с изумлением обнаружил, что испытывает все те припадки «сильнейшего ожесточения», через которые прошел раньше, когда болел. Сравнивая уже хорошо известные всем врачам мира симптомы малярии с теми, которые он вызывал у себя искусственно, Ганеман был поражен этим сходством. Его потрясла мысль о том, что хинная кора излечивает больного от малярии именно потому, что вызывает приступ малярии у здорового. Получалось, что лечило не то лекарство, которое оказывало «противоположное» действие, а то, которое оказывало действие, «подобное» болезни.
Проанализировав все, что было сделано «старой медицинской школой» почти за 3500 (!) лет (знание языков это позволяло), Ганеман пришел к выводу, что за всю свою историю медицина применяла всего три главных способа исцеления недугов. Первый — самый простой заключался в устранении очевидной причины болезни. Например, извлекался проглоченный случайно предмет, устранялись ненормальные условия жизни или залечивалась рана.
Для обозначения второго способа лечения Ганеман впервые в истории медицины вводит собирательный термин — «аллопатия».
Этим термином он обозначил все то бесчисленное множество методов лечения «старой медицинской школы», в основе которых лежал поиск примитивно понимаемых вещественных причин болезни, «поселившихся» каким-то образом в человеческом организме. Врач стремился либо удалить эти «причины» любыми способами (а мы уже познакомились с некоторыми из них), либо воздействовать на них лекарственными средствами, «противоположными» по своему действию, то есть иными, чем природа самой болезни. Отсюда и термин «аллопатия» (от греческого alios — иной, pathos — болезнь).