Режиссер снова поежился — теперь ему казалось, словно наблюдают с противоположного берега. Чушь какая. Пора работать, тем более вон тот плёс как нельзя лучше подойдет для сцены, где Громов приплывает на моторке. Жемчужников раскрыл свой блокнотик и принялся черкать карандашом раскадровку.
Плужкин и Задерейко со своими фотоаппаратами, камерами и планшетами тоже занялись делом. Они вместе работали уже на четвертом проекте — собственно, креативный и привел художника к Асланяну — и постоянно грызлись. Вот и сейчас до Жемчужникова долетали обрывки матюков.
Стемнело неожиданно рано. Жемчужников отметил это на будущее, после чего заторопился к костру. Якут возился с котелком, в котором булькала уха из свежепойманной рыбы. Из сумерек подошли Плужкин с художником, доругиваясь.
— …И хрен с тобой, — заявил Плужкин, — последний раз тебя на проект беру!
— Не больно-то и хотелось, — парировал Задерейко.
Все как обычно, подумал режиссер, нарезая хлеб охотничьим ножом Дмитрия.
— Кушать подано, господа кинематографисты. Садитесь жрать, пожалуйста, — пошутил якут.
Ужинали в основном молча. Совсем стемнело, подул неприятный холодный ветер, зашуршал в деревьях. На реке кто-то грузный плескался и ворочался, заставив Плужкина не к месту вспомнить и рассказать историю про чудовище озера Лабынкыр.
— Это совсем в другую сторону, тыщи три кэмэ отсюда, — утешил напоследок Плужкин.
— Был я на Лабынкыре. Нет там никакого озерного черта, и пресноводного плезиозавра тоже нет, — сказал якут.
— Везде-то вы были, все-то вы видели…
— И этот анекдот я тоже знаю, — не обиделся Дмитрий. — А на Лабынкыре правда был. Озеро как озеро, хариус там хороший. А по-настоящему страшное место мы с братом только одно видели — Зашиверск. Это город, который еще в девятнадцатом веке вымер от оспы. Он тоже далеко, на Индигирке… В семидесятом году экспедиция Академии наук там копала, так двое оспой от мертвецов заразились и умерли, вот как. Один из них профессор был. Вот там жутко, хотя от города ничего и не осталось. Жутко…
Якут замолчал, глядя в пляшущий на ветру костер.
— Зря мы выпить не взяли, — нарушил тишину креативный продюсер.
— Вернемся, будешь пить, — сказал Жемчужников. — А сейчас давайте по палаткам. Ты, Олег, иди к Дмитрию, а я с Колей. Вас разделить надо, иначе всю ночь грызться будете. Коля, уяснил?
— Яволь.
И Плужкин послушно полез в палатку.
Проснулся Жемчужников от холода. Повертелся в спальнике, устраиваясь поуютнее, но теплее не стало. Тогда он открыл глаза и увидел оранжевый потолок палатки, освещенный японским фонарем. Фонарь валялся рядом, а вход в палатку был приоткрыт.
— Твою ж… — сонно буркнул режиссер и выполз из спальника. Стало еще холоднее. Плужкина рядом не было, его спальник лежал пустой, словно раскрытая устрица. Пошел отлить?
— Э! Коля! — негромко позвал Жемчужников.
Никто не отзывался.
Жемчужников, отчаянно зевая, выбрался из палатки и застыл. Вокруг был туман, какими-то шевелящимся обрывками полностью скрывший и тайгу, и реку, и даже соседнюю палатку. Судя по часам, было три ночи, но грязно-серый свет скорее намекал на раннее утро. Часы тем не менее шли, швейцарский механизм вряд ли сбоил…
— Коля! Плужкин! — крикнул режиссер.
«Лика пробирается через заросли, слышит в отдалении голос Громова.
ЛИКА
(кричит) Антон! Я здесь! Я иду, не бросай меня!».
В тумане слева зашуршали камешки под чьими-то ногами (лапами?!).
«Лика бросается бежать, неожиданно из-за ствола сосны появляется чучунаа».
Первой мыслью Жемчужникова было броситься обратно в палатку, словно тонкие полиамидные стенки могли его защитить. Но не успел он сделать и шага, как из обрывков тумана появилась фигура Дмитрия.
— Это вы?!
— Колю ищу, Плужкина. Проснулся, а его нет, — с облегчением сказал якуту Жемчужников. — А почему так светло? Три часа ночи на моих…
— Не знаю, — глухо отозвался Дмитрий, подходя вплотную. На лице якута, таком же грязно-сером, как и все вокруг, Жемчужников увидел… озабоченность? недоумение? страх?! — Не понимаю ничего. Никогда такого не видел.
— Где Олег?
— Спит Олег.
Жемчужников почувствовал, что дрожит от холода. Он нырнул в палатку, светящуюся мутным желтым пятном, вытащил куртку, натянул и застегнулся поплотнее. Якут стоял, не двигаясь, и вслушивался в туман.
— Плужкин! — снова крикнул режиссер. — Где тебя черти носят?!
Плужкин не отзывался, зато в зыбком киселе, в той стороне, где находился лес, раздался надрывный скрип и что-то тяжело упало. Дмитрий сорвал с плеча ружье — странно, как режиссер не заметил его раньше?! — и повернулся на звук. Скрип и треск повторились… Бум-м!