Ещё поворот, и Алим остановился в полумгле перед лужей тухлой воды, достал из сумы моток верёвки. Рахмет нагнулся над лужей, посмотрел вверх. Там, саженях в трёх, золотисто светился широкий духовод, неучтённый вход в княжеский дворец.
… Намедни Алим объяснял так:
— Через стоки в книжницу хода нет — высоко она, под самым коньком. Выйдем в печную через помойный слив, оттуда путь — через три палаты: трапезную, гостевую и молельную. Из гостевой выход прямо на красное крыльцо, там стрельцы с секирами, но они спиной к дверям, лицом ко двору, главное не шуметь. А внутри, считай, никого не будет — князь со свитой на Ходынское поле с утра отбыл — лично проверить, всё ли к празднеству готово.
Вёл желтоватым ногтем по затёртым узорам чертежа:
— Там же и муравки в ход пойдут. Понизу нужны сонные, а дальше уже заградные, да погуще — назад другим путём пойдём. Из молельной лестница наверх, в княжьи покои, а витком выше — в книжницу. Перед покоями тоже всегда караул, вот тех бы надо без шума…
Замялся Алим, губу прикусил. А чего мяться-то, дело разбойное…
Зёрна спросонка звонкой россыпью скакали по натёртым плашкам узорчатого дворцового пола, застревали в стыках, закатывались под обитые сафьяном скамьи. Скоро-скоро начнут тихо лопаться хрупкие кожурки, из напитанного коренной смесью нутра полезут быстрые, хищные побеги, воткнутся, зацепятся за любую неровность. Вытянутся мясистые стебельки, набухнут клейкие завязи. И расцветёт гостевая сонным лугом, голова кругом… Тем временем разбойники бесшумно бежали вперёд, минуя опасную гостевую.
В молельной отдышались, перестроились, приготовились. Дрозд скинул замызганную телогрейку, стянул обвислые штаны и превратился в самодовольного дворецкого — ус подкручен, мелочам обучен. Извлёк из заплечного мешка мятый кафтан княжеских цветов, перебросил через локоть, да и устремился вверх по лестнице, вихляющей походкой и вздёрнутым подбородком показывая всем вокруг, как он недоволен.
Стрельцы у дверей княжьих покоев и шевельнуться не успели, а теневой уже распекал их как дворовую шпану:
— Вылупились, дармоеды! Кто с дозора уходил, я спрашиваю? Кто на княжью скамью своё седалище смердючее громоздил, а?! И где глаза были? Вы только посмотрите — день работы насмарку! Кто теперь утюжить будет — за день до празднества…
Зашуршало, стукнуло, всхрипнуло. С верхнего пролёта вытянулось долгой висячей каплей, а потом потекло медленной струйкой багровое.
Рахмет снова замыкал. Из припасённой баклажки он плескал себе в горсть, размачивая в кашу мелкие семена тутытама.
Сова первым переступил через лежащие поперёк лестничной площадки тела, с сожалением глянул на суровые запоры опочивальни и лёгкой рысцой через ступеньку побежал вверх. Улыбаясь и шёпотом напевая «Дверцу-дверочку», присел перед замочной скважиной.
Алим и Сыч вместе с Рахметом размазывали по поручням, ступеням, стенам бледную тутытамовую жижу. Там, откуда они уже ушли, размоченные семена вовсю пузырились, пенились, пучились, выпускали вверх и вбок тонкие полупрозрачные нити.
Дрозд оттёр от крови и спрятал в рукав обоюдоострое бело-железное перо, поднялся вслед за Совой посмотреть, как древ-ляной справится с дверью.
За окнами, выходившими в лестничный колодец, щебетали пигалицы. Из Велесова Пристанища прикатился округлый низкий звон князь-колокола.
За дверью в книжницу, не продержавшейся против Совы даже до подхода Рахмета, разбойники обнаружили огромную палату, от пола до потолка рассечённую рядами узких полок.
— Ай, не зря! — глаза Совы загорелись суматошным огоньком. — Это ж сколько тут…
Он метался туда и сюда, то хватаясь за рукописные книги в тяжёлых кожаных обложках, то сдувая пыль с хрупких потемневших свитков.
— Как же это? — он беспомощно обернулся к Дрозду. — Как знать, что брать-то? Это ж кладезь… Йихх!
Алим на мгновение замешкался, засмотревшись в глубины книжницы, где в самой дальней, неосвещённой торцевой стене виднелись низенькие как в бане двери. Но прежде чем отправиться туда, он шириной разведённых рук отмерил от входа несколько саженей и показал Сычу:
— Тут!
Старик опустился на корточки и начал осторожно, по одному, извлекать из сумки запалы.
Остальные последовали за золотарём. В середине книжницы в стене обнаружилось углубление. За тонкой решеткой на золочёных насестах спали финисты. Чёрные, пегие, крапчатые, седые. Остроклювые головы прятались под сафьяновыми колпачками.