Рахмет поравнялся с клетью — и сразу несколько финистов начали беспокойно переступать лапами, встрепенулись, заклекотали.
Сова зыркнул на птиц и, опустив взгляд, прошёл мимо. Но внимание его с книг переключилось на что-то ещё.
— Дрозд, — позвал древляной. — Слышь, Дрозд!
Теневой остановился перед низкими дверьми. Первую украшало выжженное изображение финиста. На второй бы-чага тянул невидимый поезд. Четвёртая дверь почти не была видна под узором из гранёных камушков и длинных изогнутых корней.
А на третьей — хвостом к голове, головой к хвосту — кружили рыбы.
— Что тебе? — спросил Сову теневой.
— Дрозд, а правда, что если натасканный финист умирает, то только вместе с теневым?
Рахмет осмотрел замки. Здесь ловить было нечего. Ни скважины, ни ключа — только плоская металлическая дощечка с пупырышками. Числовой замок на двадцать нажатий. Скромное клеймо «Княжхран» в уголке — новообразные словечки входили в обиход даже в сердце мира. Рахмет высыпал из подсумка на ладонь длинные тонкие булавки дробь-травы. Алим замер у него за спиной.
— Эта, — подтвердил золотарь, не отрывая взгляда от рыбьего кольца.
Рахмет аккуратно воткнул волоски зёрнышек в крошечные трещинки на поверхности двери. Спрыснул их водой. Булавки ожили. Едва заметно глазу, они начали погружаться в древесину всё глубже и глубже. Селезня бы сюда! В его руках каждое зернышко развернулось бы в миг своей перевоплощённой сутью! Но коренного в ватаге не было, и приходилось ждать — нестерпимо долго ждать.
Ещё какое-то время ничего не происходило. Сыч возился с запалами, выравнивая их хвосты. Дрозд задумчиво бродил между книжными рядами, разглядывая корешки.
Сова вернулся к клетке с финистами.
— Ты не ответил, Дрозд, — укоризненно сказал он.
Из глубины древесной породы, из-под кованых железных стяжек пришёл негромкий протяжный звук. Словно дух дерева пытался вырваться наружу. По поверхности двери зазмеилось сразу несколько трещин. Дробь-травинки каменели и наливались силой даже внутри заговорённой древесины.
Тренькнув, отлетела первая железная скоба. Разломились пополам кружащие рыбы. Дыбом встала верхняя петля, и вот уже дверь повисла на язычке безупречного числового запора. Алим, а за ним и Рахмет шагнули внутрь.
Стены крохотной комнатушки были расписаны древним наречием, которое Рахмет понимал плохо. Не было здесь ни книг, ни полок. Лишь в середине комнаты лежала каменная плита с высеченными на ней словами и маленькой лункой — в такую поместился бы, скажем, лесной орех.
Алим забрал у Рахмета подсветку и опустился перед плитой на колени.
— Ты не ответил мне, Дрозд, — подытожил Сова, скорбно качая головой.
Рахмет вышел из тесной тёмной комнатки.
Клац-клац-клац… По деревянным плашкам пола откуда-то сбоку приближались острые коготки. Совсем рядом, и…
Крысёнок, в холке не выше Рахметова колена, замер, глядя на людей.
— Реш-реш, — сказал Рахмет.
Крысёнок чуть наклонил голову вбок, прислушиваясь.
И залился оглушительным, раздирающим уши писком.
Сова, не мешкая, разрядил в крысу скорострел. Отзвуки четырех хлопков заплясали между стенами и дребезжащими окнами.
И завертелось.
— Давай, Сыч, спокойно, без трясучки, — подбадривал старика Рахмет, глядя, как прыгают запалы у того в пальцах. Далеко внизу со стеклянным лязгом распахнулись красные двери дворца.
Сыч установил последний запал, нашарил в кармане коробок поджигов. Дрозд замер у выхода на лестницу, пытаясь что-то разглядеть сквозь непролазную чащу тутытамовых веток. Снизу доносились то новые голоса, то глухие звуки падающих тел. Сладкий запах спросонка проникал даже наверх. Дрозд помотал головой и отступил.
Из-за украшенной рыбами двери показался золотарь. Выглядел он так, будто только что встретил живого Перуна.
— Всё! — доложился Алим. — Что знаю, то уже не забуду!
— Поберегись! — долгожданный окрик Сыча.
Кусок стены, подняв облако пыли, провалился внутрь, в межстенную пустоту. Рахмет облегчённо выдохнул — промахнись Алим на пару локтей мимо воздуховода, и выхода бы не осталось.
Дрозд размотал верёвку, сбросил в пролом.
Со стороны лестницы раздались размеренные удары — видимо, стрельцы нашли, чем заткнуть ноздри, и, добравшись до молельной, начали прорубать дорогу наверх.
Сыч выбрал щели между кирпичами, быстро вбил в них несколько игл перевоплощённого боярышника, закрепил верёвку, сбросил в пролом, проверил узлы. Посмотрел на Рахмета.