На этот раз я проснулся не от мягкого покачивания субмарины.
А от стука по ее корпусу.
Я резко выпрямился в кресле, едва не потеряв наушники. Шея и спина болели, а руки, когда я взялся за рукоятки управления, действовали неуверенно.
Я понятия не имел, насколько долго вырубился на этот раз. Обвел взглядом панель управления, проверил автопилот. Вроде бы все в порядке. Но когда я увидел, что глубиномер показывает ноль, мне пришлось постучать по индикатору. Показание не изменилось. Что-то явно пошло не так. Постукивание по корпусу намекало, что я уткнулся в нижнюю границу ледяного поля, где морская вода неохотно превращалась в ледяную кашу. Я ни разу не поднимался так высоко, с тех пор как лед накрыл океаны, так что вполне возможно, что приборы начали барахлить в такой близости от ледяной коры.
Я включил прожектора, но не все, экономя заряд в батареях.
У меня ушла почти минута, чтобы понять, что я вижу.
Волнистая поверхность воды плескалась примерно на половине высоты купола.
Я что, угодил в воздушный карман подо льдом?
Направил свет вверх, но тот ничего не высветил в темноте.
Но погодите-ка… Там был не кромешный мрак. В нем различался четкий намек на цвет.
Я медленно опустил руку и выключил свет. Лодку мягко покачивало, волны негромко плескали по корпусу. Чернота над головой была усеяна белыми точками, а где-то очень далеко различался тускнеющий свет. Хотя нет, не тускнеющий. Как раз наоборот: его яркость медленно, но ощутимо нарастала, а чернота над головой стала приобретать оттенки — обсидиановый, пурпурный — и, наконец, вспыхнула темно-синим где-то на далеком горизонте.
Нет!
Руки отчаянно тряслись. Я едва сумел нажать на переключатель, выдвигающий единственную и давно не используемую радиоантенну субмарины. Где-то за спиной зажужжал крохотный моторчик. Я дождался, пока тот остановится, аккуратно надел гарнитуру, и мои уши наполнило тихое шипение.
Я нажал кнопку передачи на рукоятке управления субмариной.
— Говорит Макс Лейтон из двенадцатой станции США. Если меня кто-то слышит и понимает, прошу отозваться.
Мне ответил лишь мертвый треск в эфире.
Надежда с самого начала была слабой — мой сигнал не мог уйти далеко. Но я должен был попробовать.
— Повторяю, говорит Макс Лейтон из…
— Папа?
У меня перехватило дыхание. Я услышал единственное слово, разбавленное треском помех. Но это, наверное, было прекраснейшее слово из всех, что я слышал за всю жизнь.
— Дженна, — мягко произнес я в микрофон. — Пожалуйста, скажи — это ты?
— Ты как раз вовремя, — отозвался ее голос.
Если я испытывал неописуемое облегчение, то в ее голосе ощущался такой же восторг. Но вовсе не из-за меня.
— Как раз вовремя для чего?
— Для солнца! Мы оказались здесь на закате, и нам пришлось ждать всю ночь на поверхности. Мы открыли верхние люки, и воздухом можно дышать! Он очень холодный, но пригоден для дыхания. Папочка, мы это знали. Мы все это знали. Я так счастлива, что ты сейчас здесь, с нами.
— А где, черт побери, находится это «здесь», Дженна? Я тут никого не вижу.
— А ты выберись наверх и посмотри.
У меня ушла минута, чтобы открыть внутренний люк в рубку субмарины. Потом я вскарабкался по короткой лесенке, ударяясь о стенки узкого туннеля, потому что лодку продолжало раскачивать. У верхнего люка я замер, ухватившись за запорное колесо. Вот уже почти двадцать лет никто не дышал свежим воздухом. Быть может, голос дочери мне лишь померещился? Сейчас я точно не мог поручиться за ясность своего рассудка. Такое бывает, когда долгое время недосыпаешь.
Но я уже зашел слишком далеко, чтобы останавливаться. Так какого черта?
Колесо сперва уперлось, затем провернулось, и я услышал шипение, когда давление внутри и снаружи окончательно выровнялось. Если я все проделал правильно, когда поднимался из глубины, то кессонная болезнь, от которой в крови вскипает азот, мне не грозит. А если нет… Теперь уже поздно сомневаться.
Дженна оказалась права. Воздух был жестоко морозный — дул довольно сильный ветер. Но также и настолько бодрящий, что я выбрался из рубки и уселся на краю люка. И посмотрел вдаль через покрытое ледяной кашей волнистое море, которое раскинулось на многие мили вокруг.
Я увидел рубки других субмарин — четырех. Молодые люди на них махали мне, и я помахал в ответ обеими руками. Если я и обещал себе в начале погони, что сдеру с Дженны кожу живьем, когда отыщу ее, то этот гнев уже давно растаял, сменившись неописуемым изумлением.