Потому что Дженна была права. Солнце точно восходило.
И не то жалкое и атрофированное солнце, которое мы видели в последние дни до переселения в океаны.
Это было настоящее, мощное светило.
Оно пересекло горизонт наподобие феникса, метнув в небо поток желто-оранжевых лучей, окрасивших подбрюшье облаков на западе. Облака ярко вспыхнули, и с подлодок донесся торжествующий вопль — молодежь увидела чудо.
Неожиданно я поймал себя на том, что тоже радостно кричу. Нет, воплю. Я стоял во весь рост, едва не падая с рубки в ледяную кашу, но не мог остановиться. И вопил пока не охрип.
Оглядевшись, я увидел, что все дети стоят, удерживая равновесие на качающихся подлодках. Глаза у них были закрыты, а руки простерты к небу. Они ждали… ждали…
Внезапно я понял, чего они ждут. И поступил так же.
Когда солнечные лучи упали на мою кожу — старую, темную и морщинистую, — нервы взорвались теплом. Изумительным, почти оргазмическим теплом. Никакой электрический нагреватель не способен дать такое ощущение.
Я пришел в себя, и мне показалось, что дочь машет мне с рубки одной из подлодок.
Я прыгнул в ледяное море и поплыл к ней широкими взмахами.
Подплыв к субмарине Дженны, я проигнорировал улыбающиеся, но настороженные лица других подростков, ухватился за поручни, забрался на палубу и подошел к дочке.
Я не стал спрашивать, можно ли ее обнять, что делал с тех пор, как ей исполнилось тринадцать.
Ей пришлось вежливо постучать меня по плечу, чтобы я ее выпустил.
— Извини, — сказал я, заметив, что моя мокрая борода намочила ей лицо.
— Все в порядке, — отозвалась она, вытирая лицо ладонями.
— Я нашел ваш клуб. И испугался, что ты… вы… уплыли и совершили что-то по-настоящему глупое.
Дженна опустила взгляд.
— Ты разозлился на то, что я тебе ничего не сказала?
— Сперва. Но теперь это не имеет значения. Потому что это… просто… невероятно.
Солнце взошло. Под старым и темным неопреном гидрокостюма стало жарко и неудобно. Я расстегнул его и высвободил голову и руки, предоставив костюму свисать вокруг пояса. Восхитительные теплые лучи омыли мою обнаженную грудь, поросшую седым волосом. Меня охватило беспричинное, почти взрывное легкомыслие, и пришлось сделать усилие, чтобы удержаться на палубе. Все подростки уже хохотали и сталкивали друг друга в воду, где они плавали и постанывали, как тюлени.
— Вам удалось связаться с кем-нибудь еще? — спросил я Дженну.
— Мы все время обшариваем эфир, — ответила та, не высвобождаясь из кольца моих рук, обнимающих ее плечи. — Но ты стал первым, кого мы услышали.
— Хотел бы я знать, сколько спутников еще работает, — произнес я, глядя в фантастическое, потрясающе синее небо. — Мы можем установить тарелку, одну из старых телевизионных систем. Кажется, у нас внизу еще осталось несколько штук…
— Мы не вернемся, — неожиданно сказала Дженна, отстраняясь.
Я посмотрел на дочь.
— А разве вам есть куда плыть?
— Нам все равно, папа. Мы просто не станем возвращаться. Мы дали такую клятву. Все.
— А что если лед все еще твердый? Что вы тогда станете делать?
От порыва морского ветра по коже пробежали мурашки.
— Пока не знаем.
— Вам еще чертовски повезло, что появился просвет, через который вы выбрались. И что воздухом можно дышать. И я не уверен, что у кого-либо из нас хватит кислорода или заряда батарей, чтобы вернуться. Дженна, насколько я понимаю, вы все тут погибнете.
Дженна отвела взгляд.
— Кто-то должен был что-то сделать, — сказала она. — Мы обязаны были узнать, есть ли шанс на возвращение солнца. Мы надеялись. Очень надеялись. Ты, Джейк и остальные — все, кто жил до замерзания, — вы как будто сдались. Все решили не умирать — но и не жить.
Я медленно кивнул.
— Так каков теперь план? — спросил я.
Она посмотрела мне в глаза, снова улыбаясь.
— Баджа.
— Что?
— Милях в двухстах к северо-востоку отсюда должен находиться полуостров Баджа. И мы поплывем туда, пока не уткнемся в берег.
— А если вы всего лишь наткнетесь на паковый лед?
— Тогда оставим субмарины и пойдем дальше.
— Ты хотя бы представляешь, о чем говоришь? Где ваша еда, где вода, какая одежда у вас есть? Что?..
— Мы не вернемся, папа!
Она выкрикнула эти слова, упершись кулаками мне в грудь.
— Ладно, ладно, — пробормотал я, размышляя. — Но подумайте вот о чем. Ваши шансы станут намного выше, если вы получите помощь. Теперь, когда мы знаем, что лед тает, а воздухом можно дышать — и что солнце вернулось, господи! — мы можем позвать наверх и других. Всех с нашей станции, и с других тоже. На этой уйдет время, но если мы станем действовать организованно и методично, то шансы добраться до суши у нас будут гораздо больше. Хотя я не вполне представляю, что мы там найдем, когда доберемся.