И так везде. Лех обнаружил, что ему доступно совсем немногое — например, роспись сувенирных матрешек или комплектация дешевых кухонных комбайнов.
Лех попробовал все возможные варианты и осознал, что он действительно опустился на самое дно. Все прежние друзья отвалились, а новых не появилось.
Он занялся бегом, и отчасти это спасало. Он научился читать периодику — благо, для получения любой газеты или журнала в мире достаточно было кинуть монетку в уличный три-дэшник и выбрать нужную программу.
Лех наполнил свою жизнь ритуалами — любое занятие, начиная от чтения утренней газеты и заканчивая вечерним походом в туалет, обрастало деталями, которые появлялись случайно и быстро становились обязательными.
Он работал в «Российском обществе слепых», сходил с ума и чувствовал это. И хотя сумасшествие отчасти спасало от отчаяния, рано или поздно оно сломало бы его.
Но однажды в газете «Московский комсомолец», которую Лех вообще не жаловал за изрядную «желтизну», он обнаружил объявление о том, что на научную базу «Кайра» в Арктике требуется разнорабочий с высшим образованием.
Он позвонил рекрутеру, и тот подтвердил: других требований к претенденту нет. Незакрытая судимость за оскорбление в виртуальной реальности? Не проблема. Образование — философский факультет МГУ? Великолепно! Когда можете приступить к работе?
Лех позволил себе усомниться в правдоподобности истории. Но, копнув, убедился: удаленные научные базы, то есть казенные учреждения, подчиняющиеся непосредственно министерству, не могут нанимать на работу людей без высшего образования.
Для небольших контор это не проблема — несколько сотрудников, которые сами прибираются и занимаются подсобными работами. Располагающимся в городах или вблизи поселений тоже не страшно: всегда можно договориться с кем-то за внебюджетные средства или по бартеру.
Но для четырех больших научных баз это стало проблемой — кто с высшим образованием согласится ехать на край земли за копейки, чтобы получить в портфолио запись «разнорабочий»?
К концу тридцатых годов вступительные тесты ужесточили, обучение после школы продолжало не более двадцати процентов молодежи, а заканчивало вузы и того меньше.
Высшее образование стало престижным, и каждый получающий заветную корочку превращался в часть элиты.
Леху терять было нечего. Так он оказался в вагоне всероссийской вакуумной системы метро, по-простому называющейся «пробкой». Ему было интересно, понимал ли Маск в начале десятых, когда придумывал «пробку», насколько он упростит жизнь человечеству?
Метро протянули везде, где только можно. Рядом шли сразу шесть, а то и восемь труб «пробки» — сверхскорая, скорая, пассажирская и транспортная, каждых по две — туда и обратно. Иногда скорой или сверхскорой не было.
С Мурманском центр соединяли восемь труб, а вот к острову Рудольфа на Земле Франца-Иосифа тянулось лишь две. И в вагоне кроме Леха сидели двое — симпатичная девчонка лет пятнадцати и стареющий мужик, лысый и бородатый, по диковатой моде начала века.
На острове попутчики растворились в тумане, а за Лехом прилетел вертолет-компакт.
— Привет, — сказал Лех в шлемофон.
Пилот судорожно подергал головой, пытаясь найти контактные данные собеседника в виртуале, чтобы скинуть ему всю необходимую информацию, и не сразу понял, что того там в принципе нет.
— Я инопланетянин, — заявил Лех. — Прибыл на вашу планету пожрать ваш разум. Но он сгнил в виртуальности.
— Чего? — соизволил наконец заговорить пилот. К этому моменту они уже взлетели и скользили вперед в десятке метров над темной водой.
— Мне закрыли вход в виртуальность, — вздохнул Лех.
— Про инопланетянина прикольнее было, — заявил пилот. — Черт, я с дочерью настолько привык в вирте общаться, что даже не захожу к ней поздороваться. Она в вирте прикольнее, прикинь?
Следующие сорок минут они молчали, а потом впереди показался ледник и пилот заявил:
— Три минуты до высадки. Будь готов, я тебя скину в озеро.
— Чего? — поразился Лех.
— Высажу на площадку на крыше здания, — как ни в чем не бывало ответил пилот. — Должен же я был тебе за «инопланетянина» отомстить?
Строить дома на льдинах всегда было занятием глупым. Но изобретение «армированного льда», в который обычный лед превращался после обработки реагентами, позволило не только предотвратить таяние ледников, но и создать в Арктике несколько постоянных баз, построенных не в виде времянок, а в виде настоящих, капитальных зданий.