— Генрик, — начала Урсула, — нам нужно, чтобы ты…
— Кстати, — прервал ее Генрик, и в его глазах блеснула мысль. — Это еще одно интересное обстоятельство, о котором я не подумал. Действительно очень интересное.
— Какое?
— Оно нас не убило. Оно знает о нас, интересуется нами, наверняка опознало в нас животных и все же не убило. Очень и очень интересно.
— Убить нас? — удивилась Эмили, — Да как оно может?..
— Например, забить нам рот и нос пылью, — предположил Генрик. — Или ударом тока. Наверняка есть и другие способы. Оно сотни миллионов лет тренировалось убивать животных.
Урсула поднесла руку к лицу и помолчала.
— Хорошо, — решила она, — На тот случай, если ты прав и опасность существует, отныне мы будем герметизировать корабль и пользоваться своей атмосферой. Вход и выход только через шлюз, а за пределами корабля всем носить маску-респиратор и брать запас воздуха.
— Не думаю, что это изменит его мнение, — возразил Генрик. — Поразительно даже представить, что оно, должно быть, думает по нашему поводу — каким откровением и шоком наверняка стал для него простой факт нашего существования. И все же оно подстроилось под этот шок, а не отреагировало способом, который наиболее очевидно гарантировал защиту. Оно решило позволить нам жить, чтобы оно смогло нас изучить. Таким разумом можно лишь восхищаться.
Был день четвертого дня экспедиции.
— Генрик! — кричала Урсула в коммуникатор, — Куда ты подевался, черт побери? Тебе надо вернуться в шлюпку. Немедленно!
— Прошу тебя, Урсула, не кипятись, — ответил голос Генрика, — У меня все будет в порядке. Если вы окажете мне любезность и оставите комплект для долговременного выживания, у меня будет синтезатор пищи, энергия и жилье. А я смогу передавать свои открытия на «Кахутару», пока вы сможете ловить мои передачи.
Эмили, стоявшая в кабине рядом с Урсулой, произнесла в свой коммуникатор:
— Генрик, пожалуйста… ты не должен этого делать.
Она сжала губы, лицо ее напряглось.
— А, Эмили. Боюсь, что должен. «Не бродить нам вечер целый под луной вдвоем…»[11] Или я имел в виду другое… «Моряк из морей вернулся домой, охотник с гор вернулся домой, он там, куда шел давно»[12]. Время настало, Эмили. Для меня больше никаких экспедиций, никаких планет. Пора мне остаться на одном месте и сделать что-то с остатком моей жизни.
— Генрик, — сказала Урсула. — У нас до взлета еще два часа. Позволь мне прийти и всего лишь поговорить с тобой.
— Я сейчас далеко. Я взял вездеход и одну из портативных консолей. Я ей пользуюсь, чтобы показывать пыли разные картинки. Как выяснилось, я ошибся в предположении, что оно перестанет создавать конические структуры. Сейчас вокруг меня их десятки. Оно мне даже позволяет к ним прикасаться.
— Черт побери, Генрик… — произнесла Урсула в коммуникатор на запястье. Рука у нее дрожала.
После краткой паузы голос Генрика послышался вновь:
— Знаешь, я так и не закончил ту историю про Айсако и сурка. Каждую весну и лето она сотни раз проклинала сурка за все, что тот творил. Но однажды мы нашли его мертвым перед сарайчиком, где жена держала садовые инструменты. Наверное, его убила собака или еще кто-то. И Айсако опустилась на колени перед бедняжкой и заплакала. А потом похоронила его в саду и возвела над могилкой небольшой каменный храм. И до конца своих дней сажала на могиле флоксы, васильки и анютины глазки… — Он помолчал, медленно вдохнул. — А здесь так красиво, но неправильно… планета пропадает зря, она мертва без животных. Понимаешь? Здесь должны быть животные.
12
Отрывок из стихотворения Р. Л. Стивенсона «Реквием», который он завещал высечь на своем надгробии.