— Я желаю получить на пластинке изображение, которое позднее зафиксирую.
— Изображение? А возможно ли это?
Покупатель вынул из кармана пластинку с изображением накрытого стола, букета цветов и высокой бутылки вина. Удивленный Шевалье широко открыл глаза и наклонился над пластинкой, но покупатель тут же спрятал её в карман, как будто пожалев, что показал пластинку оптику.
— На какую фамилию выписать заказ? — спросила госпожа Шевалье, не растерявшись.
— Моя фамилия Ньепс. Я загляну через неделю.
После того, как покупатель вышел из магазина, супруги недоуменно переглянулись и пожали плечами.
— Несомненно, можно нажить состояние на этом деле, — пробормотал муж.
— Но ты не справишься — трезво возразила жена. — Мне кажется, что весь секрет заключается не в ящике, а в пластинке. Какова эта загадочная пластинка? Ты должен поискать компаньона, разбирающегося в подобных штучках.
— Жёнушка, а господин Дагерр? — предложил оптик, немного подумав.
Госпожа Шевалье размышляла о предложенной кандидатуре.
— Дагерр… А знаешь, это неплохая мысль! Действительно, он знаком с такими оптическими чудесами. Немедленно пошли гонца с письмом!
В кругу знакомых господина Шевалье Людвик Дагерр был необыкновенной личностью. Сын провинциального швейцара, он совсем маленьким мальчиком убежал из дома. Многие годы работал в Парижском оперном театре, сначала гонцом, позднее художником декораций и, наконец, выступал в балете. В настоящее время господин Дагерр был владельцем панорамы. В Париже работало несколько заведений такого типа, очень модных в последнее время. Собственно, господин Дагерр назвал свою панораму в отличие от других диорамой. И, может быть, именно поэтому его диорама пользовалась таким большим успехом. Зрителям особенно нравилась одна картина, написанная на полотне. На ней была запечатлена рождественская месса[1] в переполненном костёле. Картина с объёмным первым планом была соответствующим образом освещена, а её некоторые места были умело затемнены. Горели свечи, играла музыка. Всё способствовало тому, что у зрителей, посещающих диораму, создавалось впечатление, будто бы они действительно находились в костёле.
Получив письмо, Людвик Дагерр вскоре явился в оптический магазин.
Господин Дагерр был высокого роста, довольно полный, в его внешности не было ничего запоминающегося, разве только бросались в глаза обильно напомаженные вьющиеся светлые волосы. Он отличался манерами человека, которому в жизни везёт.
— Ну, и что нового, господин Шевалье? — зычным голосом спросил вошедший, бросив тросточку на прилавок.
Посмотрев на него с хитрецой, оптик позвал его к себе пальцем и, нагнувшись над столом, произнёс вполголоса, хотя в магазине никого не было:
— Слышали ли вы, господин Дагерр, о получении зафиксированных изображений с помощью камеры-обскуры? Что вы думаете об этом?
Лицо гостя тут же приняло серьёзный вид.
— Значит, и вы уже слышали эту новость? — заметил Дагерр, измерив оптика внимательным взглядом.
— А возможно ли это?
— Якобы, возможно… Но пока ещё не удалось получить таких изображений. Я знаю, что над этим вопросом работает некий господин Ньепс…
— Ньепс!? — воскликнул возбужденный оптик. — Он был у меня!.. Послушайте, господин Дагерр…
* * *
К учёному, выходящему из Академии наук, подошла дама среднего возраста.
— Простите, имею ли я честь разговаривать с профессором химии, господином Дюма?
— Вы не ошиблись, — не скрывая удивления, ответил профессор и пристально посмотрел на незнакомую, лицо которой прикрывала широкополая шляпа, украшенная множеством ярких цветов.
— Прощу прощения за свой поступок, но у меня не было другой возможности встретиться с глубокоуважаемым профессором. Моя фамилия — Дагерр, Луиза Дагерр. Я — жена владельца диорамы.
— Вот как! Весь Париж восхищается вашей диорамой, я очень много слышал о ней.
— Мы будем очень рады, если господин профессор посетит наше заведение.
Оно открыто ежедневно, даже в воскресенье и праздничные дни, с 11 утра до 6 вечера. Но цель моей встречи с вами — совсем другая. Простите, что я занимаю у вас драгоценные минуты. Я весьма обеспокоена тем, что мой муж страшно изменился в последнее время.
— Неужели? — вежливо спросил химик
— Раньше я занималась домом, а муж — диорамой. Сейчас все дела свалились на мою голову. Муж заперся в комнате, он не спит и не ест, а в голове у него — какое-то изобретение. К несчастью, оптик Шевалье подзадоривает мужа, внушает ему, что удастся сделать изобретение. А, может быть, мой муж напрасно трудится? Реально ли такое изобретение? Кажется, они совсем сошли с ума.