— Простите, о каком изобретении вы говорите?
— Мой муж хочет с помощью черного ящика запечатлеть на бумаге изображения, как он часто повторяет, «нарисованные солнцем». Дело в том, что эти изображения исчезают.
Профессор с любопытством взглянул на взволнованную собеседницу.
— Ваш муж, наверное, химик?
— Ничего подобного. Должна признаться, что он не получил вовремя надлежащего образования. Зато сейчас он днём и ночью читает учебники химии, пишет какие-то формулы, проводит опыты. Не впустую ли он теряет время? Удастся ли ему сделать изобретение? Возможно ли вообще такое изобретение?
— Трудно предвидеть, удастся ли вашему мужу изобретение, но, пожалуй, само изобретение возможно.
* * *
«Милостивый государь Исидор Ньепс!
Любимый сын!
Моя поездка в Англию закончилась неудачей. Я думал, что там найдутся люди, которые оценят моё изобретение и начнут делать снимки с натуры при помощи моего аппарата. Но, оказывается, фотографирование никого не интересует. Тебе уже известно, что я написал о своём изобретении королю Георгу IV. Я с нетерпением ждал ответа, но и короля не заинтересовал мой аппарат. Он посоветовал обратиться в Королевское научное общество, что я и учинил. И как ты думаешь, что мне ответили? Моё изобретение назвали никому ненужным. Как обидно! Неужели я зря трудился столько лет вместе с твоим дядей Клаудиусом?
Я снова получил письмо от господина Дагерра. Вот уже третий раз он предлагает сотрудничество в усовершенствовании изобретения. Нужно признать, что этот простой человек, изучив тайны химии, очень многого добился. Применяя сульфид бария и калия, ему удалось сократить продолжительность позирования с восьми до четырёх часов. Подумай только, какое огромное достижение! Он делится со мной всеми своими успехами и действительно предлагает быть моим компаньоном. Я уже не молод, да и здоровье у меня неважное. К тому же почти всё состояние мы с братом растратили на проведение экспериментов. Пожалуй, я соглашусь сотрудничать с Дагерром. Может быть, хоть ты воспользуешься плодами нашего труда.
Твой отец Нисефор Ньепс
В одном из залов Парижской академии наук ведётся оживлённая беседа. В ней участвуют три известных учёных, члены Академии наук Араго, Био и Дюма. Чаще всего высказывается четвёртый собеседник — тучный блондин в слишком ярком галстуке, потому что ему приходится отвечать на вопросы учёных.
— Вы говорите, что покрывали свои пластинки битумной смолой?
— Совершенно верно, а изображение я закреплял лавандовым маслом и парами керосина. Применять битумную смолу предложил мой компаньон, покойный Ньепс. Вот уже прошло пять лет, как он умер от удара апоплексии. Позднее вместо паров керосина я начал пользоваться двуокисью углерода и нагретым хлоратом калия. В результате продолжительность позирования была сокращена до 30 минут.
— Несомненно, это большое достижение, — заключил академик Био.
— А в прошлом году, господа, — торжественно произнёс довольный изобретатель, — я ввёл последнее усовершенствование: теперь я покрываю пластинки йодистым серебром, а после экспонирования промываю их тёплой солёной водой.
— Правительство готово купить ваше изобретение и сделать его доступным для широких масс, — заявил господин Био. — Как вы хотите назвать изображение, получаемое вашим способом?
— По-моему, оно должно называться дагерротипом, — «скромно» произнёс Дагерр.
18 августа 1839 года большой зал Парижской Академии наук был заполнен до последнего места. Стоящий на кафедре профессор Араго объяснял принцип образования дагерротипа. Его слушатели не были учёными. Сюда пришли все те, до кого дошли слухи о сенсационном изобретении. Присутствующие внимательно слушали лектора, но всё равно многое оставалось для них непонятным. Слушатели горели желанием как можно скорее опробовать новый фантастический аппарат. После окончания лекции все присутствующие, твёрдо уверенные в том, что уже освоили необходимые теоретические сведения, торопливо направились к выходу. Были слышны отдельные возгласы и споры:
— Наверно йодистое серебро, у меня так записано!
— Не йодистое, а сернистое или хлористое!
— Ну, хорошо, а где его можно купить?
— А что такое менисковая линза?
Что же касается самого аппарата, то здесь не было никаких сомнений и вопросов. Во всех журналах появились большие объявления, извещающие о том, что новые аппараты можно приобрести в магазине Фердинанда Шевалье. Владелец фирмы вместе с женой и сыном едва успевали обслуживать покупателей. Предприимчивый оптик поспел вовремя заняться прибыльным делом. Но состояние на нём он нажил только тогда, когда снизил цену аппарата с 620 до 300 франков, а цену пластинки с 20 до 3 франков.