Да Эгиль возвращался, когда я уже спала, и уходил, когда еще не просыпалась. Но вот ночью я чувствовала его горячее тело и расслаблялась. И незыблемость замка и спокойное отношение к Хель были моими постоянными спутниками, так что же заставило меня отвернуться от них?
Знаки.
Я вдруг поняла.
Именно они.
Мы продвигались с Дагом все дальше в своем путешествии в глубины замка, но теперь, неожиданно для самой себя, я не хотела уже делиться своими находками с королем, и не потому, что хотела отдать ему все и разом… Я бояться начала, что не обрадую. Что иду в самую темную сторону.
Тайны.
Вот что меня волновало.
Тайны, которые я в силу своей натуры не могла не попытаться разгадать. Но которые были настолько не моими, что их разгадка начала казаться опасной…
Осторожно повернулась в крепких объятиях мужчины, и снова замерла, когда он недовольно заворочался. Вздохнула и погладила черный хрусталь, который никогда не снимала.
Метка отозвалась легким покалыванием…
— Только вы и напоминаете мне о предназначении… — прошептала.
Может все дело в этом?
Я обрела себя как дочь — и вышла из-под воли отца. Я обрела себя как воин — и спаслась от смерти. Я обрела себя как кюна — и стала хозяйкой. Я обрела себя как женщина… Сколькими сущностями обладает каждая из нас и когда должна успокоиться?
Может быть недостаточно лишь иногда варить порошки и травы, чтобы обрести себя как колдунья и открыть свою темную сторону? Быть может мой знак и чужие тайны призывают меня к чему-то большему? И о большем поют мне стены?
Единственно встреченная мной еще в самом начале пути чернокнижница сказала, что я сама должна проявить свой род и понять, что за подарок повесила мне на шею мать. Но я так и не приблизилась к своему рождению.
В найденном и голодно изученном рассказе о разных камнях про черный хрусталь писали с отвращением и опаской. Считалось, что он символизирует горе и печали, способен сам по себе проклясть человека. Но я это не чувствовала. Другое в нем было…
Закрыла глаза, постаравшись дышать вровень с Эгилем — всегда это меня успокаивало — и забылась сном. А утром снова вспомнила о своих переживаниях. И после завтрака отправилась не в комнаты к раненым — все, что можно, я уже отдала им — а к своим записям и книгам.
«Начало».
«Сведение», «вместе».
«Жизнь»
«Огонь»
Не так просто было понять, что за знаки мы с Дагом находим. Я то к ремесленникам ходила, расспрашивала осторожно — уж они то чаще всех обращались со старинными письменами, когда наносили их на кинжалы, щиты или охранники. То к книгам незнакомым обращалась.
Понимала… Как будто помогал мне кто.
— Опять вы здесь, — охранитель покачал головой, появляясь на пороге, — Тайны до безумия довести могут.
— Сам же мне потворствовал.
— Жалею уже.
— А может ты просто времени жалеешь? Все больше хочешь его проводить с одной хорошенькой светленькой девицей? — я подмигнула.
Сперва напрягся… а потом улыбнулся даже. И вздохнул.
— Всё-то вы подмечаете…
— Не волнуйся, я одна, — рассмеялась, — Остальных ты не так интересуешь. А может тебя просто боятся, лишний раз не смотрят. По нраву дочка того ярла, да?
— Да, — сказал просто. Не отпирался — хотя мужчинам такая уверенность в интересе не всегда свойственна.
— Что делать будешь?
А вот здесь уже пожал плечами.
— Охранители семьи не заводят…
— Но я всегда готова отпустить тебя, — кивнула мягко.
Даг всмотрелся в мое лицо. И тоже медленно кивнул:
— Я знаю. Но пока… подождем немного.
— Ты слишком привык обо мне заботиться. Вот и боишься чем-то другим заняться… — поддразнила его немного.
— Рано еще, — возразил хмуро. И тут же улыбнулся, — А вот для чего не рано, даже поздно, так это для обучения. Когда вы кюна последний раз ножи бросали? Или меч брали в руки?
— Холодно так в зале, — пробормотала жалобно, — И дел много…
И правда, когда занятия с Дагом были едва ли не единственной отдушиной, я ни дня не пропускала. А в последний месяц столько всего случилось нового…
— Идемте. А то станете как тостая Кирна. Уже и так платье расставлять скоро придется
— Ах ты… — вскочила. А потом снова рассмеялась. Морок ночи развеялся окончательно, — Хотя ты прав. Хватит здесь сидеть и болеть от размышлений. Я только переоденусь и спустимся.
Занимались мы в небольшой зале недалеко от оружейной и сокровищницы. Не с воинами — те так на нижнем ярусе каждый день оттачивали свое мастерство, в огромной гулкой комнате, по которой ветер гулял. К ним я не ходила, чтобы их не стеснять. А в этом помещении было самое оно.
Можно было обойтись без жара, но и не замерзла бы. И посторонние, слуги не ходили…
Скинула накидку и осталась в одной рубахе с жилетом да шерстяных штанах, довольно плотно облеплявших мне ноги. Таких в долинах даже не знали — у нас жили мастерицы, что могли не только прясть, но и вязать, и валять шерсть, но придавать ей форму не научились. А столь теплые и удобные панталоны, которые здесь и мужчины и женщины носили — женщины под юбки в основном — стали для меня находкой.
Удобные и оставляющие подвижность.
Так что я резво бросилась со своими новенькими кинжалами на Дага.
Тот отреагировал, конечно, еще быстрее — отбил удар и сам уже на меня напал.
Я же запыхалась спустя совсем короткое время — прав был охранитель, если не заниматься, то все навыки теряются, и ловкость, и выносливость. Но зато перестала вздрагивать от прохладного воздуха, а потом и вовсе начала удовольствие получать, чувствуя необычайный подъем. Двумя руками уже орудовала, к себе не подпускала.
Потом в деревянную балку кидала ножи.
И уже в конце — за меч взялась.
Его тоже под меня выковали, с такими детей обучали. Эгиль-Ворон, в отличие от моего отца, ни в чем меня не ограничивал, и я, как освоилась в замке, попросила Дага еще и с мечом учить совладать.
Но получалось пока, конечно, плохо. Что мои несколько попыток против его многолетних боев?
Сегодня мы только замахи разбирали. И кручению он меня обучал, а также навыкам удар правильно принимать, чтобы не проседать и не поддаваться.
— Ноги шире. И ниже опуститься надо, кюна, — крепкие мужские ладони обхватили за талию сзади и заставили застыть в неудобной позе. Охранитель, когда становился учителем, зачастую всякий почет ко мне терял, мог позволить себе и прикрикнуть, но меня это ничуть не задевало. Так с детства повелось, — А локти выше надо и крепче меч держать… Да не растопыривайте вы так! — отвел мою руку и дернул за выбившийся локон, смеясь, — Ну верно корень выкорчеванный…
— Стоит ли называть свою королеву столь сурово?
Неожиданно раздавшийся голос Ворона заставил меня покачнуться и едва ли не упасть, а Дага — замереть и отойти даже.
Я развернулась к мужу.
Тот был явно чем-то недоволен… и чувствовать не надо было, достаточно посмотреть на нахмуренные брови и лед в глазах.
— Не ожидала тебя увидеть посреди дня, — сказала с улыбкой.
Вот как бы ни сомневалась в нем… видела, и словно солнце внутри вспыхивало.
— Я так и понял… — сказал он еще более недовольно.
Что это с ним?
— Оставь нас, — коротко бросил охранителю, а тот кивнул, подхватил и свое, и мое оружие и удалился.
— Разве позволительно так обращаться с кюной? — снова напряженно вопросил король.
— Дагу? — я удивилась, — Конечно, он же меня…
— Тебя? — зарычал и навис надо мной, а я, наконец, поняла, что происходит.
Уставилась на него:
— Неужели ты ревнуешь… мой король?
Замер на короткое время… а потом вздохнул и лбом прислонился к моему лбу, запуская руки в мои волосы и обхватывая затылок. Помедлил чуть и заявил хрипло:
— Ты… моя королева.
— Твоя, — прошептала, — А Даг… Он с детства со мной — как брат. Роднее тех, с кем у нас один отец. И наругать может, и жизнь спасти. Но никогда не займет место… моего мужчины.