Ты матери чаще звонил бы, а то ведьОна до весны не дотянет двух суток.И надо бы как-то отца подготовитьК тому, чтобы он не лишился рассудка.
Впервые в коленях почувствовал дрожь я,Схватил старика за грудки, обезумев…– Нельзя изменить, есть на все воля Божья, —Хрипел он чуть слышно сквозь черные зубы.
Я сел у камина, налил ему выпитьИ хлеб покромсал, и кусок буженины.Он ел не спеша, а потом руки вытерО черные с блеском от грязи штанины.
И вышел за дверь, но я вслед ему крикнул:– Я думал, что ангелов делают белых!И, если ты ангел, то где твои крылья?Старик усмехнулся: – Я отдал тебе их.
«Когда Серега умер от запоя…»
Когда Серега умер от запоя,За ним прислали ржавую «Газель».Тем утром на дорогах УренгояЗаснеженный свирепствовал апрель.
Машина у подъезда, сев на брюхо,Не в силах скорбный свой продолжить путь,Беспомощно завыла, как старуха,Пришедшая соседа помянуть.
И кто-то говорил: «Серега шутит!С ним вечно приключается курьез!»И было что-то страшное до жутиВ бессмысленном вращении колес…
«…А ночами к Ивановым от Иванниковых…»
…А ночами к Ивановым от ИванниковыхК таракану приходила тараканиха.
Пахла медом и корицей, расфуфырена.То халвы кусок притащит, то зефирины.
Вот сидят, жуют часами втихомолочку.Что останется – запасливо на полочку.
Предлагал у Ивановых он остаться ей, —Уходила – провожал до вентиляции.
Долго думал, шевеля усами рыжими,А потом в кладовке прятался за лыжами
Возле банок с огурцами и капустою,Всем хитином одиночество предчувствуя.