– Хорошо быть богатым, да? – спросила пришедшая в себя от испуга Агнешка, косясь на трубку.
– Не знаю, – почти искренне ответил я. – С протянутой рукой мы, конечно, стоять не будем, но и бриллиантов я тебе не гарантирую.
– Очень они мне нужны! – сказала с усмешкой Аги. – Я сама бриллиант, если ты еще не понял.
– Прекрасно! – обрадовано произнес я. – Если дело пойдет плохо, продадим тебя. Лично мне недели на две хватит.
Она некоторое время раздумывала, броситься ли на меня с ноготками или просто молча обидеться, и в результате выбрала первое.
Я не сопротивлялся.
Как, однако, менялась моя пигалица! В моменты близости она была нежна, яко голубка, и столь же мило ворковала, но, встав с постели, вскоре превращалась в хулигашку: задирала меня, требовала каких-то глупейших услуг, исполнение которых неизбежно возвращало бы нас в ту же самую постель, и мне постоянно приходилось лавировать между легендой о египетском комаре, залетевшем однажды в пьяную голову одного из джонниных братцев, и риском досрочно сложить с себя полномочия жителя Земли из-за полового истощения. За какие-то три дня я выполнил свою обычную месячную норму и продолжал идти по рекордному графику. Увы, но никто не брал у меня интервью, не фотографировал, не приглашал на ток-шоу и даже не предлагал баллотироваться не то что в президенты, но и в депутаты…
Перед сном Агнешка снова начала сверкать глазенками, выкидывать коленца, принимать позы, и это не сулило ничего хорошего. Я и так был всем доволен, дважды приложившись к источнику наслаждения, а теперь с чувством исполненного долга потягивал бренди и покуривал вирджинский табачок. Чувствуя, что мне недолго осталось валять ваньку, я продолжил тему воспоминаний, безоговорочно поддержанную Аги, и вскоре мы вышли на проблему информационного обеспечения этой темы. Агнешка уже была готова предъявить мне счет за провальный результат и предложить реабилитировать себя каким-то иным способом, но я тоже был не лыком шит и, включив мобильник, познакомил ее с тремя архивными фотографиями, которыми в распечатанном виде пользовались недавно профессор Перчатников и его команда.
Что тут началось! Агнешка заставляла меня скакать с одного изображения на другое, охала-ахала, плакала и смеялась, тыкала пальцем во всех, кто был запечатлен и выявлен на экране. Качество было не ахти какое, но отличить, скажем, меня от пана Гжегоша, а Лидию – от Агнешки не составляло особого труда. Снимал нас поэт Вениамин, и делал он это в день волейбольного матча (две фотки) и когда-то еще на пляже (одна). У Дворца спорта мы были вчетвером – барышни посередке, а мы с паном Гжегошем – по краям. На пляже срединную позицию занимал я, девушки же стояли по бокам. Долгие годы после того, как я получил от Вениамина эти фотографии, они были единственным наглядным звеном, связывавшим меня во времени с Агнешкой.
Не скрою, мне интересно было смотреть на себя в окружении двух красивых молодых женщин. Я поначалу хотел отрезать пана Гжегоша по известной причине и даже взял ножницы, но в последний момент художник победил ревнивца, и я не стал делать обрезания, отложив орудие глупой мести.
На одной из фотографий Аги вышла грустной, на другой же вид имела надменный. Этот скачок чувств был обусловлен тем, что она стояла дальше от меня, чем Лидия, которая просто оказалась проворнее.
Лидия и теперь восхищала своей грациозной фигурой и шармом, за одно упоминание которого получил увесистую оплеуху наблюдательный Гена-друг. Доведись сейчас ей на полчасика сойти с экрана в отсутствие Аги, то я, вероятно, принял бы дополнительно антипову пилюлю – просто чтобы поприветствовать достойно свою давнюю подружку. Это был вопрос вежливости и ничего более…
Между тем Агнешка продолжала курлыкать на все лады. Каждому из персонажей она посвятила отдельный куплет, и на общем бравурном тоне самые высокие, а то и пронзительные ноты и звуки достались мне. Она гладила меня пальчиком, чмокала экран, попадая больше в лысину пана Гжегоша, показывала язык… Смысл ее причитаний сводился к тому, каким красавцем я был тридцать лет назад и во что превратила меня неуемная тяга к совокуплениям с молодыми женщинами. Она рассказывала, какой у меня был бравый вид, какие рельефные мышцы, и что от всего этого теперь осталось – так мне пришлось надуть щеки, скинуть майку и объяснить ей, что и теперь осталось немало. Агнешка, едва сдерживая смех, потянулась к бутылке и, выпив бренди, предложила мне снять и штаны, а затем, прыснув, мышкой соскочила с тахты.