«Слушай, Дарья, – обращается мать Ставрогина к своей воспитаннице, – самое большое счастье для человека – жертвовать собой».
Такие покорные рабы страданий затопляют творческие силы общества. С покорностью страданиям необходимо вести борьбу, как борются с невежеством, с суеверием и всеми видами насилия.
Но если предосудительно смирение со страданиями, то ещё более предосудительно и даже преступно оправдывать страдания. Часть героев Достоевского не только считают страдания неизбежными, но и оправдывают их. Приписывают им спасительные свойства. Таким защитником страданий у Достоевского показан Алёша Карамазов и особенно старец Зосима. Многие читатели и литературоведы называют их светлыми, положительными образами. Г.Петров считает это большой ошибкой. Конечно, старец Зосима – человек благочестивый, добрый, кроткий, всепрощающий. Он привлекает к себе многими чертами своего характера и своей жизнью. Но тем и опасна философия Зосимы. Достоевский устами Алёши Карамазова и Зосимы «оправдывает страдания». Они видят в страданиях большую воспитательную, облагораживающую роль. Старец Зосима подробно это аргументирует. Он принимает страдания не только как нечто неизбежное, но и считает большим грехом жаловаться на них, роптать против них. Человек, по его мнению, должен «покоряться насилию и гнёту и терпеть». Страдания людей представляются как Божья воля, поэтому Зосима говорит: «Пострадай – и очистишься!»
«Не тебе, а твоим страданиям я поклонился», – говорит он Дмитрию Карамазову. Здесь достоевщина доходит до своей крайности. Страдания становятся желанными, благословенными. Их следует приветствовать. Им поклоняются. В этом проявляется искалеченная душа. Люди так много страдали, что даже обессилили от страданий. И стали находить в них большой воспитательный смысл. Так возникла своеобразная философия страданий и религия страданий. Страдания приобрели сакральный смысл. Окрасили в мрачный цвет мировоззрение и деятельность людей. В этой мрачной философии и религии достоевщины заключены корни многих болезных и патологичных проявлений русской жизни.
Герой романа «Бесы» Николай Ставрогин – богатый, образованный красавец, сын первой помещицы в губернии, совершенно неожиданно женится в Петербурге на нищей полуидиотке. Через некоторое время он хочет объявить об этом браке, предвкушая утончённую сладость от общественного скандала и стыда. И таких героев-мазохистов у Достоевского много. Почти все они неврастеники, которые в одинаковой степени и жертвы, и мучители.
Другой тип людей олицетворяет Иван Карамазов. Он приемлет Бога, но не принимает страданий в мире. Не может примирить идею о Боге с фактом страданий людей на земле. Он отказывается от понимания смысла мира, в котором люди подвержены страданиям, и отказывается жить в таком мире.
Герои Достоевского способны совершить великие подвиги самопожертвования. Но в то же время, не задумываясь, готовы совершить и страшные злодеяния. В самых гнусных мерзостях и жестокостях могут находить сладострастное наслаждение. Тогда мазохисты превращаются уже в садистов.
«Все отвратительные мерзости и зверства русского большевизма, – подчеркивает Григорий Петров, – в огромной степени являются проявлением достоевщины, исторгнутой из больной народной души. В никаком другом народе цивилизованного мира не найдётся такого количества сладострастных палачей, сколько проявилось в русском народе в годы большевизма. Юноши и девушки из интеллигентных семей, бывшие студенты и офицеры сладострастно упивались кровавыми оргиями чрезвычайки. Они все были садистами и садистками. Люди не со злой, а больной, измученной, истерзанной душой.
В «Дневнике писателя» Достоевский мудро замечает, что русский народ при всех мерзостях и жестокостях, которые он совершал и совершает, по природе, по душе своей не злой и не порочный. То, что время от времени вырывается из него звериная сущность, представляет собой временное проявление его больной, озлоблённой страданиями души. Великий писатель пророчески предупреждал:
«Не доводите народ до отчаяния. Измученный бесконечными обидами и издевательствами, народ сам может стать мучителем».
Только великая душа великого народа могла веками выносить невыносимое бремя унижений, обид и страданий. Народ терпел, и терпение его стало нарицательным. Но для души народа это не прошло бесследно. Страдания измучили душу народа. Страданиями довели рабскую покорность до мазохизма, а рабскую злобу и месть – до исступления и садизма (жажды мучить, жажды наслаждений от истязаний и убийств даже невинных жертв).