В комнате было светло, как на улице. За прозрачными стенами гнулись под свежеющим ветром деревья. Скоро, видимо, будет дождь.
— А вчера мама была дома? — спросил я, раздеваясь.
— Да. Вчера мы вычисляли коэффициент анигилируемой меди.
— Меди?
— Да, меди. Архан с Южного полюса Ронти-Рон и несколько ученых-северян выдвинули предположение, что медь с успехом можно использовать на наших анигиляционных станциях. Я же считаю, что медь скоро вытеснит более дорогую ртуть и антиртуть. Чем скорее, тем лучше.
И откуда только Гок знает все эти новости? Мне захотелось посадить в лужу этого тупицу-всезнайку.
— Вчера Круг арханов составил список членов межзвездной экспедиции, — сказал я. — Кого, по-твоему, назначили начальником экспедиции? Ну-ка, сообрази, пошевели своими железными мозгами.
— Конечно, Нанди-Нана.
— Вот и ошибся. Меня.
— Не может быть. Потому что…
— Ну ладно, хватит! — грубо прервал я. — Хочу спать.
Я повалился на постель и мгновенно заснул. Проснулся от шума, доносившегося со стороны экрана всепланетной связи. Не открывая глаз, я прислушался. Там происходила какая-то перебранка. Кто мог быть на экране? — гадал я. — Сэнди-Ски! Ну конечно он! Только он мог так сочно выражаться. Гок что-то пытался ему объяснить. На это вспыльчивый планетолог разразился градом проклятий.
Я приоткрыл один глаз и увидел забавную сцену. На светящемся экране — сердитое лицо моего друга. Его густые брови грозно хмурились. Перед экраном, облитый призрачным светом, стоял Гок и однообразно гнусавил:
— Он спит всего три часа. Не стану его будить.
— Молчи, дурак! — кричал Сэнди-Ски. — Он срочно нужен.
— Но поймите, он вернулся из межпланетного полета…
— Болван, железная погремушка, ты еще учить меня вздумал!
Рассмеявшись, я вскочил, подбежал к экрану и оттолкнул Гока. Тот отлетел в сторону, едва удержав равновесие.
— Так его, хама, — злорадствовал Сэнди-Ски. — Эо, Тонри!
— Эо! В чем дело?
— Ты разве не знаешь? Сейчас загорится огонь над Шаровым Дворцом Знаний. Я жду тебя там.
Огонь над Дворцом Знаний означал, что там идет Всепланетный Круг ученых, обсуждающих какую-нибудь важную проблему.
“Почему Нанди-Нан ничего не сказал о Круге? — думал я. — Видимо, хотел, чтобы я хорошо отдохнул”.
Я быстро оделся и выскочил на улицу.
Через час я был в Зурганоре и делал круги над Шаровым Дворцом, стараясь найти свободное место для гелиоплана. Шаровой Дворец — своеобразное здание. Это гигантский сиреневый шар, находящийся на большой высоте. Создавалось впечатление, что шар ничем не связан с планетой, свободно парит над столицей Зурганы, купаясь в синеве неба. На самом деле он был неподвижен и стоял на очень высоких и совершенно прозрачных стеклозонных колоннах.
Я посадил гелиоплан на свободную площадку. Возле одной из колонн меня ждал Сэнди-Ски.
— Какие вопросы обсуждаются на Круге? — спросил я его.
— Ты даже этого не знаешь? — засмеялся он. — Ты совсем одичал за время своих межпланетных странствий. Вопрос один — генеральное наступление на пустыню. Пойдем скорее, мы и так опоздали.
На прозрачном эскалаторе мы поднялись на головокружительную высоту и встали на площадке перед входом в шар. Отсюда, с высоты полета гелиоплана, была видна вся столица Зурганы. Мы вошли внутрь, в гигантский круглый зал. Он напоминал сейчас огромную чашу, наполненную цветами, — так праздничны были одежды присутствующих.
В центре чаши, на возвышении, образуя круг, расположились арханы — самые выдающиеся ученые. Поэтому высший совет ученых планеты так и назывался Кругом арханов.
Мы с Сэнди-Ски прошли в свой сектор — астронавтики и уселись на свободные места. Здесь были знакомые мне астрофизики, астробиологи, планетологи, пилоты.
— Имеется два основных проекта освоения Великой Экваториальной пустыни, — услышал я голос одного из арханов. — Первый проект вы сейчас увидите.
Погас свет. Огромный полупрозрачный светло-сиреневый купол зала стал темнеть, приняв темно-фиолетовый цвет ночного неба. На нем зажглись искусственные звезды.
И вдруг в темноте, в центре зала, возник большой полосатый шар-макет нашей планеты.
Это был изумительный макет Зурганы — в точности такой планеты, которую я не раз видел в космосе со своего планетолета. На полюсах — зеленые шапки с правильными линиями гелиодорог и аллей, с квадратами и овалами парков и водоемов. Зеленые шапки-оазисы отделялись от пустыни узкими серовато-бурыми полосами. Здесь желтая трава и безлистый кустарник отчаянно боролись с песками и жаром пустыни. Три четверти Зурганы занимал широкий желтый пояс Великой Экваториальной пустыни. Безжизненный край, край песчаных бурь и смерчей. А вот и транспланетная магистраль, для которой я недавно доставлял редкие металлы Правда, здесь, на макете, она была изображена уже готовой. Примыкая к магистрали, протянулись с севера на юг полосы зеленых насаждений “Дорога-оазис”, — вспоминались мне слова Данго-Дана По меридиану, параллельно первой магистрали, появилась вторая, третья. Десятка два магистралей оазисов Они соединялись темными лентами гелиодорог — солнечной энергии на экваторе хоть отбавляй. В пустыне появились сверкающие квадраты водоемов, первые города И вот уже вся планета стала расчерченной аллеями, гелиодорогами и каналами. Она напоминала гигантский чертеж. У меня вызвала досаду эта математическая безукоризненность.