Люди шли группами, смеясь и оживленно беседуя. Один я брел в одиночестве, невольно выслушивая обрывки фраз.
Некоторое время я шел рядом с компанией очень веселых молодых людей, видимо, впервые присутствовавших на Круге.
— Вир-Виан неправ, — услышал я голос какого-то юнца. — Наступление на Экваториальную пустыню — это лишь начало космической борьбы с природой. И в этой борьбе человечество не изнежится, не захиреет.
— Вир-Виан хороший ученый, но плохой философ, — смеясь, сказал невысокий молодой человек.
— Банальный афоризм, — серьезно возразила ему девушка. — Я бы сказала о Вир-Виа-не иначе…
Но что она сказала о Вир-Виане, я так и не услышал. Молодые люди зашли в ажурную беседку и уселись за круглый стол, на котором в прозрачных сосудах искрились напитки, стояла еда. Многие, проголодавшись, следовали их примеру. Споры в беседках начинались с новой силой. Таким образом, вечер и начало ночи после Круга само собой превратились в своеобразный праздник-дискуссию.
В аллее гелиодендронов, куда я зашел в надежде отыскать таинственно исчезнувшего Сэнди-Ски, стояла лирическая тишина.
Высокие и густые деревья накопившуюся за день энергию выделяли бесшумно — свечением. К ночи крупные цветы гелиодендронов раскрылись и светились, как голубые фонари, привлекая ночных опыляющих насекомых.
Здесь было совсем мало народу. Голубые и тихие сумерки аллеи стали убежищем влюбленных.
Я почувствовал себя совсем одиноким и уже начал сердиться на Сэнди-Ски, как вдруг из-за поворота, в голубом сумеречном сиянии, показалась его крупная фигура. Он разговаривал с какой-то девушкой. Неуловимое изящество походки, отточенная и в то же время естественная грация жестов и движений… Да это же Аэнна! Теперь я начал понимать причину загадочного поведения Сэнди-Ски: он хотел “случайно” познакомить меня с Аэнной.
— Эо, Тонри! — воскликнул он с таким видом, как будто видел меня сегодня впервые. И с деланным удивлением спросил: — Ты почему один?
Обратившись к Аэнне, он шутливо-торжественным тоном сказал:
— Да будет тебе известно, Аэнна, это Тонри-Ро — начальник нашей экспедиции, первый разведчик Вселенной, первооткрыватель звездных миров.
— Можно не представлять, — рассмеялась она и в тон Сэнди-Ски шутливо продолжала: — Астронавты настолько популярны сейчас, что их все знают. Это не то, что мы, историки, археологи и люди прочих незаметных, сереньких профессий.
В присутствии друга я чувствовал себя легко и свободно. Мы вошли в потрескивающий разрядами парк электродендронов и заняли свободный стол в беседке.
Выпив немного искрящегося напитка, Сэнди-Ски неожиданно вскочил и, не удержавшись от ругательства, сказал:
— Черт побери! Я и забыл, что мне надо обязательно встретиться с Нанди-Наном. Извините меня.
И он ушел, оставив нас с Аэнной. Взглянув друг на друга, мы рассмеялись над неуклюжей хитростью Сэнди-Ски, он явно хотел оставить нас вдвоем.
Вверху, прямо над нами, с колючим треском вспыхнула молния электроразряда. В ее мгновенном, но ярком свете я впервые разглядел глаза Аэнны-Виан: темно-синие, как утренний океан, глубокие, как горные озера. Ее густые волосы, освещаемые сзади многочисленными крохотными молниями электроразрядов, казались усыпанными танцующей звездной пылью. Аэнна была до того неправдоподобно красива, что меня охватили непривычные чувства робости и смущения. Наступило неловкое молчание. Первой нарушила его Аэнна.
— Как тебе понравилось выступление моего отца? — спросила она.
— Мне оно понравилось.
— Вот как! — ее брови взметнулись, как крылья вспугнутой птицы.
— Не ожидала. Значит, ты хотел бы стать астронавтом-завоевателем?
На ее серьезном лице скользнула уже знакомая мне улыбка — печальная и слегка ироническая.
— Нет, не то, — смутился я. — Мне понравилась поэтичность речи.
— Но это — форма выступления. Я согласна с тобой, он говорить умеет. Мой отец вообще, к сожалению, очень талантливый человек.
— Почему к сожалению? — удивился я.
— Ну об этом долго рассказывать. Моего отца по-настоящему мало кто знает, — медленно и с грустью проговорила Аэнна. Немного помолчав, она спросила:
— Как все-таки ты относишься к его выступлению? Я имею ввиду, конечно, содержание, а не форму.
— У меня двойственное отношение.
— Двойственное? — снова удивилась она. — Какое может быть двойственное отношение к столь путанной, ошибочной философии?!