34-й день 109 года
Эры Братства Полюсов
Едва сегодня уселся за клавишный столик, как засветился экран внутренней связи, и я увидел крупное лицо Сэнди-Ски. Он дружелюбно улыбался.
— Эо, Тонри! Откликнись! Ты совсем покинул нас ради своих дышащих звезд. Вчера весь день работал, но сегодня — не дадим. Эо, откликнись! — повторил он, и его улыбка стала еще приветливей.
В ответ я постарался улыбнуться. Но улыбка, видимо, получилась хмурая, так как Сэнди-Ски обеспокоенно спросил:
— Может быть, я мешаю тебе?
— Нет, нет, Сэнди! — рассмеялся я (на этот раз довольно успешно). — Сейчас приду. К тому же, мне надо просто отдохнуть.
— Правильно, — сказал Сэнди-Ски. — У тебя для работы будет много времени на обратном пути.
Почти весь день провел в рубке управления и в основном в рубке внешней связи. Мы стремительно приближаемся к планете Голубой. На огромном экране внешней связи даже при среднем увеличении уже не помещается вся планета, а только ее отдельные части, отдельные материки. Увеличивая изображение, я иногда различал маленькие фигурки разумных обитателей. И меня каждый раз пронизывала острая грусть от того, что мне не придется с ними встретиться.
— Они начинают изменять облик своей планеты, хотя и бессистемно, — прошептал сзади Сэнди-Ски. — Видишь?
И он показал на квадраты пашен, на каналы, города и промышленные предприятия засоряющие атмосферу клубами черного дыма.
— Цивилизация еще младенческая, но она имеет все условия для бурного развития, — продолжал восторженно шептать Сэнди-Ски. — Ведь планета благодатнейшая Пустынь почти нет. Сплошной оазис.
Днем произошло одно небольшое происшествие, еще раз показавшее, насколько тонко и, так сказать, всесторонне перевоплощаются фарсаны в людей. Молодой штурман Тари-Тау торопился сменить дежурившего у пульта управления Али-Ана. При этом он слишком быстро взбежал по лестнице в кают-компанию. У него подвернулась нога, и он вскрикнул. Я увидел его лицо, посеревшее от боли. Лари-Ла, располневший, но удивительно проворный Лари-Ла, живо подскочил и разорвал комбинезон в том месте, где он нащупал опухоль. И я действительно увидел на ноге Тари-Тау опухоль, какая бывает у людей при сильном растяжении связок. Лари-Ла смочил ее пятипроцентным раствором целебной радиоактивной жидкости и недовольно проворчал:
— Похромаешь до вечера. В следующий раз будешь осторожнее.
Морщась от боли и прихрамывая, Тари-Тау подошел к креслу у пульта управления и сменил Али-Ана.
Чтобы так безупречно разыграть эту сцену, Тари-Тау надо было иметь настоящее, почти человеческое ощущение боли. Разыграть… Здесь это слово, пожалуй, не подходит. Тари-Тау не разыгрывал эту сцену, не создавал предварительно в своем железном мозгу логически-безупречной схемы своего поведения. Нет, он, можно сказать, жил. Все у него получилось непроизвольно — так, как у живого Тари-Тау. Все фарсаны наделены так называемой системой самосохранения, почти такой же совершенной, как инстинкт самосохранения у человека. Система самосохранения у фарсанов включает в себя элементарные человеческие ощущения, в том числе ощущения боли, играющие роль сигналов об опасности. Но что касается сложных чувств, человеческих эмоций, вдохновения, интуиции… Можно, конечно, запрограммировать машине многие человеческие чувства, как это сделано у фарсанов. Но это все-таки не подлинные эмоции, а их бледные копии.
35-й день 109 года
Эры Братства Полюсов
Почти весь день провел в обществе фарсанов, разыгрывая ничего не подозревающего простачка. Но сейчас вечер — “мой” вечер, вечер сладостных воспоминаний о далекой и невозвратной Зургане.
В моем положении сейчас нет ничего более волнующего, чем эти воспоминания, рисующие на экране воображения прекрасные картины, незабываемые встречи. И я словно слышу голоса живых людей, голоса, из которых многие уже умолкли навсегда. Ведь благодаря эффекту времени, возникающему при субсветовых скоростях полета, на Зургане минуло почти столетие, а на нашем корабле прошло всего лишь девять лет. Но в памяти живо воскресают человеческие лица, их выражение, голоса…
Остров Астронавтов… Единственное на Зургане место, где сохранилась такая же необузданная и дикая природа, как на планете Голубой. С утра мы бегали вокруг острова, преодолевали горные потоки, крутые скалы, густые чащобы. Потом состязались в плавании и отдыхали на берегу, стараясь впитать всеми порами своего тела лучи неистово палящего, но дорогого нам зурганского солнца. Мы знали, что скоро надолго лишимся родного солнца и будем довольствоваться его подобием в кабине утренней свежести.