В предыдущей части статьи мы рассмотрели основные вехи в строительстве расовых теорий, перейдем теперь ко дню сегодняшнему. Безусловно, существование различных ультранационалистических группировок, базирующих свою идеологию на трудах «классиков» расовой теории, достаточно велико, однако ставить на развитии данной тематики точку пока рано. Современная идеологема «включающего общества» и основанная на ней сегодняшняя европейская практика уже дали некие очевидные плоды. Казалось бы, явление абсолютно новое, но в то же время оно отражает что-то знакомое до боли.
Таким новым, и в то же время парадоксально связанным с очень старыми наработками явлением стала парадигма мультикультурализма — ныне ведущая идея Запада на поле регулирования межэтнических, межконфессиональных, межкультурных отношений. Сама тема мультикультурализма как таковая уже рассматривалась мною в статье «Гремучая смесь для Европы» («Суть времени», № 150), поэтому раскрывать ее целиком излишне, а вот кратко напомнить всё же стоит.
Мультикультурализм распространился по западному миру в 80-х годах XX века и по сей день занимает позиции одного из главных регуляторов жизни западного общества. Поначалу сама идея мультикультурализма казалась вполне хорошим решением, однако уже к рубежу первого десятилетия XXI века разговоры о ее несостоятельности начали вести не только интеллектуалы, но и главы европейских государств. Всё это постоянно дополнялось различным крупными эксцессами — такими как теракт в редакции «Шарли Эбдо» и теракт Брейвика в Норвегии, усиливающими противоречия в обществе и обнажающими несостоятельность мультикультурализма.
Но главной темой, проблематизировавшей мультикультурализм по-крупному, стал приток беженцев с Ближнего Востока в европейские государства. Неприязнь к приезжим стала возрастать, а вместе с этим резко начали набирать очки партии правого популистского толка. Дополнили картину новые эксцессы — ноябрьские теракты в Париже и вызывающие уличные безобразия в Кёльне на Новый год. Что, без сомнения, повысило популярность правых настроений среди европейцев.
В итоге, на первый взгляд, картинка довольно ясная: есть беженцы и поддерживающие их мультикультуралисты, есть правые и их сторонники. Третьего варианта Европе пока никто не предлагает: истеблишмент и правительства не хотят отказываться от мультикультурализма, а население тянут в правую сторону, как политические силы, так и сама нагнетаемая обстановка.
Но даже если принять на вооружение эту гипотезу о фашизации Европы, возникает вопрос, каким образом и при помощи каких концепций старые расовые теории могут вернуться с запыленных полок в руки европейским политикам и гражданам и стать зловещим оружием в деле построения новой мировой парадигмы существования? Ведь приемы и лозунги (преимущественно антикоммунистические и антисемитские) 20-х — 30-х годов, хорошо работавшие в мононациональных государствах, уже не имеют ни силы, ни легитимации в мультикультурном обществе единой Европы. Что там какие-то «свои» евреи и чужие коммунисты в далеком СССР, по сравнению с сотнями тысяч мусульман-беженцев! Чтобы найти ответ на этот вопрос, стоит вернуться к уже рассмотренным произведениям расовых теоретиков.
Диего Ривера. Наш хлеб. 1928 г.
Одной из центральных концепций, на которых построена вся теория Чемберлена, является концепция «хаоса народов». Чемберлен называет долгий период со времен постцезаревского Рима (к тому моменту уже переставшего быть республикой, которой Чемберлен так восхищался) и вплоть до появления Великой хартии вольностей (Magna Charta), которую он считает неким вступлением германцев в исторический процесс — «периодом хаоса народов». И придает произошедшим на этом этапе изменениям кардинальное значение. Розенберг также принимает концепцию «хаоса народов», попутно благодаря Чемберлена за ее создание.
Если рассматривать эту концепцию, то суть вкратце в том, что со времен Римской империи, которая старательно расширялась, захватывая и подчиняя сопредельные территории, ее население стало состоять не только из потомственных римлян, чьи роды ведутся от самого начала римского государства, но и из многочисленных народов порабощенных территорий, а также приезжих. В результате получилось не строгое национальное государство, а огромная империя, состоящая из множества народов, со своими культурами, традициями, языками, которые, после выдачи гражданских прав всем свободным жителям Римской империи (не только патрициям, но и плебеям) смогли напрямую влиять на жизнь империи, вплоть до управления государством. Само собой, в такой ситуации начинается частичная ассимиляция прибывающих народностей, что с точки зрения расовой чистоты Чемберлена удовлетворить не может. И он, уже по смыслу повторяя тезис Гобино о гибели цивилизаций через вырождение, констатирует это как причину гибели Римской империи.