Да и первое Евангелие, или Жизнь Бога Отца, встречается тоже очень редко: папский двор, заботясь о его уничтожении, скупил большую часть тиража.
Ересь «Трех Жизней» не нашла распространения. Умер Бенедетто Орфеи на пороге века. Немногие его ученики разъехались, и весьма вероятно, что преподавание, которое вел ересиарх, не возымело никакого действия: ничего из этого не выйдет, никто и не подумает продолжить его дело.
Священник, который хорошо был знаком с Бенедетто Орфеи и неоднократно пытался заставить его отречься от того, что католики называют заблуждениями, поведал мне о кончине ересиарха. Умер он, судя по всему, от несварения желудка. Но все тело его было покрыто ранами от тех мучений, которым Орфеи подвергал себя, так что медики так и не смогли определить, что послужило причиной смерти — гурманство или умерщвление плоти. Истина, наверное, в том, что ересиарх был подобен всем людям: все мы если не преступники и мученики, то святые и грешники одновременно.
НЕПОГРЕШИМОСТЬ
© Перевод И. Шафаренко
Двадцать пятого июня 1906 года, когда кардинал Порпорелли кончал обедать, ему доложили, что прибыл французский священник аббат Делонно и просит принять его.
Было три часа дня. Безжалостное солнце, которое некогда распаляло всепобеждающую хитрость в древних римлянах, а ныне едва подогревает холодную изворотливость в римлянах наших дней, хотя и заливало жгучими лучами площадь Испании, где возвышается кардинальский дворец, все же щадило личные апартаменты монсеньора Порпорелли; благодаря опущенным жалюзи там царили приятная прохлада и ласкающий полумрак.
Аббата Делонно ввели в кардинальскую столовую. Это был священник из Морвана{38}. Своим упрямым выражением лицо его несколько напоминало лицо индейца.
Уроженец Отена, он, видимо, происходил из какого-нибудь кельтского уголка древней Бибракты{39}, на горе Бёвре. В Отене — городе, возникшем в галло-романскую эпоху, — и в его окрестностях до сих пор еще встречаются галлы, в чьих жилах нет ни капли латинской крови. Аббат Делонно принадлежал к их числу.
Он приблизился к князю церкви и, по обычаю, поцеловал перстень на его руке. Отказавшись от сицилийских фруктов, отведать которых предложил ему монсеньор Порпорелли, аббат объяснил цель своего приезда.
— Я желал бы, — сказал он, — получить аудиенцию у нашего святейшего отца, папы, но непременно с глазу на глаз.
— Секретное правительственное поручение? — спросил кардинал, прищурив один глаз.
— Отнюдь, монсеньор! — ответил аббат Делонно. — Причины, побудившие меня просить об этой аудиенции, затрагивают интересы не только французской церкви, но и всего католического мира.
— Dio mio![3] — воскликнул кардинал, надкусывая сушеный плод инжира, начиненный орехом. — Это в самом деле так важно?
— Очень важно, монсеньор, — подтвердил французский священник, который вдруг заметил на своей сутане застывшие капли воска и теперь старался соскоблить их ногтем.
— Ну что там опять происходит? — досадливо протянул прелат. — У нас и так достаточно мороки с вашим законом об отделении{40} и с бредовыми писаниями этого ландсгутского каноника из Баварии, который без конца выступает против догмата непогрешимости{41}…
— Безумец, — перебил его аббат Делонно.
Монсеньор Порпорелли закусил губу. В молодые годы, когда он еще был простым флорентийским священником, он тоже поднимал голос против догмата непогрешимости, но потом склонился перед ним.
— Аудиенцию вы получите завтра, синьор аббат, — сказал кардинал. — Вы знакомы с церемониалом?
Он протянул руку, священник наклонился, запечатлел на ней звучный поцелуй и стал пятиться к двери, где уже перед самым выходом отвесил еще один глубокий поклон, а кардинал тем временем, с усталым видом посылая ему благословение правой рукой, левой шарил в корзине с фруктами и на ощупь отыскивал персик.
На следующий день аббат Делонно был введен в папские покои; опустившись на колени, он поцеловал кончик туфли Его Святейшества, а затем решительным движением поднялся и по-латыни попросил выслушать его без свидетелей, как на исповеди. И — какая снисходительность! — святой отец не отверг его дерзновенную просьбу.
Оставшись с папой вдвоем, аббат Делонно начал медленно говорить. Он старался произносить латинские слова на итальянский лад, но его семинаристская речь пестрела галлицизмами, и к тому же он часто сбивался на французское «и», непривычное для слуха папы, — тогда папа прерывал аббата и заставлял его повторить фразу, смысла которой не уловил.