Сообщение это, возбудившее в свое время любопытство читателей, заставило меня, не знаю почему, сожалеть об отсутствии барона дʼОрмезана, который уже почти два года не давал о себе знать.
«Вот дело, способное воспламенить воображение барона, — подумал я. — Уж он то смог бы рассказать мне бездну историй о лжемессиях».
И, позабыв про доллендорфскую синагогу, я погрузился в раздумья о моем исчезнувшем друге, чье воображение и образ жизни были несколько сомнительны, но к которому я, несмотря ни на что, испытывал живейшую симпатию. Дружба, что связывала нас, когда мы учились в одном классе в коллеже и он звался просто Дормезаном, многочисленные встречи, давшие мне возможность оценить его своеобразный характер, полнейшее незнакомство с угрызениями совести, несомненная, хотя и беспорядочная эрудиция, а также весьма симпатичная гибкость ума — все это было причиной того, что порой у меня возникало желание повидаться с ним.
Назавтра в газетах появилось сообщение о доллендорфском деле еще сенсационнее, чем накануне.
Телеграммы из Франкфурта, Майнца, Страсбурга, Лейпцига, Гамбурга и Берлина сообщали об одновременном появлении там Альдавида.
Как и в Доллендорфе, он появлялся у главной синагоги каждого из этих городов.
Весть об этом распространилась мгновенно, сбегались евреи, и мессия, как свидетельствовали телеграммы, напечатанные в газетах, всюду пророчествовал в совершенно идентичных выражениях.
В Берлине около пяти вечера полиция попыталась схватить Альдавида, но окружавшая его толпа евреев воспрепятствовала этому; они вопили, стенали, прибегали даже к актам насилия, что привело к многочисленным арестам.
А в это время Альдавид чудесным образом исчез.
Известия эти произвели на меня впечатление, но куда больше поразила меня публика, которая проявляла страстный интерес к Альдавиду. В течение дня один за другим выходили экстренные выпуски газет, сообщавшие о явлении (теперь уже не употребляли слово «нахождении») мессии в Праге, Кракове, Амстердаме, Вене, Ливорно и даже Риме.
Возбуждение повсюду дошло до предела, и правительства, как мы помним, собрались на экстренные заседания, решения которых, правда, хранились в секрете, а поскольку возможности Альдавида весьма смахивали на сверхъестественные или, во всяком случае, необъяснимые средствами современной науки, все сходились на мнении, что лучше всего будет, не вмешиваясь, переждать события, которым силы общественного порядка, по всей видимости, не способны противостоять.
На следующий день в результате обмена дипломатическими посланиями между заинтересованными в этом деле правительствами в каждой стране были арестованы крупнейшие банкиры-евреи.
То была необходимая мера. Действительно, если целью Альдавида было, как предполагалось, спровоцировать исход евреев в Палестину, то можно было предвидеть и утечку туда же капиталов из всех стран, а следствием этого стала бы финансовая катастрофа, которую следовало предотвратить. Пока же весьма резонно решили, что мессия, чья способность находиться в разных местах одновременно была неоспорима (не говоря уже о прочих чудесах, какие ему приписывали), сумеет наполнить бюджет нового Иудейского царства, когда в этом возникнет необходимость. Так что еврейские банкиры, с которыми, впрочем, обращались весьма обходительно, были заключены в тюрьмы, хотя это и не спасло от множества финансовых катастроф; произошла и паника на биржах, были и банкротства, и самоубийства.
А тем временем Альдавид продемонстрировал свою вездесущность во Франции — в Ниме, Авиньоне, Бордо, Сансере. И наконец, около трех часов дня в Страстную пятницу тот, кого евреи именовали «Звездой, взошедшей из лона Иакова», а христиане не иначе как Антихристом, явился в Париже у синагоги не улице Победы.