Я сказал ей:
— Давай поиграем в звездные сражения!
— Я не умею, — ответила девочка и вдруг заплакала.
Я еще больше растерялся. Давно не видел, чтобы люди плакали.
— А что случилось?
— У меня мама умерла, — призналась девочка, всхлипывая.
— На нее машина наехала.
— А что такое «умерла»?
Не смейтесь. Я действительно не знал, что такое смерть. Мне никто об этом не рассказывал.
Девочка посмотрела на меня с недоверием.
— Ты серьезно не знаешь? Я тебя боюсь. («Опять!») Это правда, что в тебе эти самые сидят?
— Кто? — спросил я, и тут пришла моя мама. Она молча взяла девочку за плечо и повела к выходу. Девочка не вырывалась и даже ни разу на меня не оглянулась: видно, поняла, что к чему, очень уж крепко мама сжимала ее за плечо.
— Кто сидит? — повторил я.
— Конечно, сидят, — бормотала мама. — Маленькие-маленькие, бактерии называются. Ты ведь знаешь про них, девочка? Они во всех людях сидят, и никто не пугается. Бывают полезные, и бывают вредные, только вредных у нас теперь в организме нет, об этом медицина позаботилась.
Что такое бактерии, я, конечно же, знал. И потому немного успокоился.
С тех пор ко мне много людей приходило — дети и старики, больные и здоровые. Потерявшие близких. И боящиеся умереть сами. Уставшие от тяжелой работы. Измученные болезнями. Они смотрели на меня молча или говорили со мной, а потом шли дальше по коридору, смотреть на других обреченных. Может, и в самом деле чуть-чуть успокаивались.
Да, вот что еще я забыл сказать: таких, как я, в нашем доме живет немало. Думаю, сотни… а скорее тысячи. Правда, почти все они, когда я прибыл в дом, были уже взрослые. У каждого несколько больших комнат с разными там штуковинами… послушной мебелью, устройствами… в общем, массой всего, что для жизни и удовольствия требуется… и дом этот — коридоры, лестницы — тянется на несколько километров в стороны, вниз и вверх. Иногда я думаю, что он бесконечен. Но это определить нелегко. Я редко выхожу за пределы своих комнат. Все мы, обреченные, живем в одиночку.
А как же мама, подруги, приятели? Ну, это-то понятно — они роботы. А вы что, до сих пор не догадались? Мне об этом рассказал мой сосед, когда мне было лет шестнадцать. Я знал его уже давно. Он время от времени заходил ко мне с тех пор, как я прибыл сюда. И я все время пугался. Еще бы, прожить несколько сотен лет — не шутка. Надо видеть со стороны, каким тогда становишься. На первый взгляд кажется — человек человеком, а приглядишься — все равно похоже, но не так чтобы очень.
Ну и вот, значит, этот сосед привязался ко мне, как к родному… сыну? праправнуку?., и решил, что просветить меня, когда я подрасту, должен именно он. Так оно и вышло. Он рассказал мне, что я струль и что людей вроде нас во всем мире немного. Слово «струль», оказывается, взято из одного древнего романа, там это как-то по-другому звучало — но уж больно заковыристо, язык сломаешь, пока выговоришь. «Мы нужны, — сказал сосед, — чтобы люди никогда не захотели стать такими, как мы».
Затем он рассказал мне про маму и про приятелей. Про то, что мама, оказывается, совсем не мама — ее подменили, когда привезли меня сюда. Нельзя же было допустить, чтобы мама жила со мной все время и привыкала к мысли, что я — урод и буду жить вечно. А так, глядишь, она меня и забудет. Не совсем, но хотя бы наполовину.
Сами понимаете, не очень-то приятно мне было это слышать. Я как раз несколько месяцев назад впервые переспал с девчонкой. Одной из своих приятельниц-роботов.
Нет, их, даже когда спишь с ними, от людей не отличишь. Если не знаешь. Да и если знаешь — тоже. Они Во всем — люди как люди. Только послушные очень.
А дальше… ну, вы поняли, да? Девчонок-роботов было у меня много, и я спал со всеми по очереди, не особо отличая одну от другой. В виртуал по десять часов подряд ходил. Короче, пытался забыться — на всю катушку пытался.
И даже не очень огорчался, когда людей приводили. Чтобы показать им, насколько я счастлив.
У меня была богатая жизнь, вы не думайте! Когда на виртуал времени хватает, то можно сто жизней взамен одной прожить. Путешествия по планетам, геройские приключения. Миры, красотки, чудовища… А в реале — огромные, как во дворце, комнаты. И роботы, и цветники. И пища на любой вкус.
И можно лишь изредка спохватываться, что в твоей жизни чего-то не хватает. Самую малость не хватает. Чуть.
А потом… не знаю, сколько прошло — сто, триста лет… вдруг все резко, словно бы за день изменилось. Исчезли куда-то роботы. Точнее, я сам их прогнал: надоели. И в виртуал ходить перестал. Тоже наскучило…
Это неправда, что я разучился чувствовать. Что все такие, как я, чувствуют мало. Неправда. Только уж очень это надоедает — чувствовать. Надоедает до остервенения…