Выбрать главу

Помолчав, она невпопад добавила:

— А я вот, например, ни за какие коврижки не покинула бы Землю… Тут мой дом!..

— М-да… Уютная планета! — с тяжким вздохом согласился Пришелец. Задумался на пару минут. Оживленно вспомнил: — А ведь я и в технике разбираюсь лучше любого йорроя! Мне любую поломку починить — раз плюнуть…

— Тогда отремонтируй мой старенький «Запорожец»!.. — сразу же навострил я уши. — Вторую неделю чего-то не заводится, — то ли с карбюратором что — то, толи со свечами…

Досадливо покосившись в мою сторону, Пришелец щелкнул пальцами, и за стеной тут же взревел отдохнувшим двигателем «Запорожец». Приветливо побибикал мне и самостоятельно укатил на ближайшую АЗС — заправляться.

— Я потом так карбюратор отрегулирую, что вместо бензина обычную воду из-под крана в бак заправлять можно будет! — пообещал Пришелец.

— Кушайте варенье! — напомнила Катя. — Вам нравится?..

— Очень! — живо одобрил Пришелец. И в знак подтверждения в три глотка опорожнил литровую банку. Облизал губы, воскликнул: — Такое вкусное!..

— Это меня бабушка учила готовить! — пунцовея от похвалы, сообщила Катя.

… Прошло лето, за ним — зима.

…Прошло еще много — много лет и зим.

…Февральским вечером всей семьей мы прогуливались по заснеженной аллее парка. За железной оградой проносились серебристые от инея силуэты автомобилей. На перекрестке следил за порядком молоденький лейтенант-гаишник. Прозрачно — фиолетовую бездну неба украшали огромные, с килограммовый булыжник, звезды.

— А вот там — созвездие Орион! — показал пальцем Леша своему первенцу. — И знаешь, сынок…

— Да знаю я все… Тебя там все ценили и уважали, а твой шеф набивался к тебе в заместители!.. — перебил его юный скептик. Ловко цыкнул слюной сквозь зубы, щелкнул пальцами, превратив в пыль стоявшего на перекрестке гаишника. Уколол: — Ты, папка, как заложишь за буферок, так в сотый раз начинаешь рассказывать одно и то же… Надоело!..

— Каким тоном ты с отцом разговариваешь?! — рассердилась толкавшая колясочку с двумя посапывающими близнецами Катерина. (Норковая шуба и шапка из соболя были ей очень к лицу). — Немедленно прекрати безобразничать!.. И, кстати, верни на место постового, а не то всыплю!..

Строптивый отпрыск сердито шмыгнул носом, но перечить строгой матери не посмел. Гаишник вновь материализовался на перекрестке, только теперь у него на плечах были погоны генерал-полковника, а на груди — две Звезды Героя Советского Союза. Ошарашено посмотрев вначале на свои плечи, затем — на свою грудь, он ничего не понял, но на всякий случай отчаянно засвистел.

Мы медленно двигались по аллее. Я шел последним, с наслаждением вдыхал свежий морозный воздух и задумчиво усмехался. Из распахнутого настежь неба навстречу нам призывно и ласково мерцало далекое созвездие Орион.

О, женщина!..

Я знаю, когда-нибудь ты погубишь этот Мир…

… Но в этот раз ты спасла его!..

В НАШЕЙ КОФЕЙНЕ

«Самое редкостное и достопримечательное»

Граф Клейнмихель перед самым пуском железной дороги Петербург-Москва ухитрился сдать ее на откуп американцам. Заокеанские ловкачи соблазнили графа в буквальном смысле копеечным расчетом, выпросив себе полторы копейки серебром за каждый пуд груза, перевезенного на одну версту. Но, казалось бы, столь ничтожная сумма обернулась для русской казны такими убытками, что общество возроптало…

В это время в Петербург прибыла персидская делегация, которой Николай I приказал показать все самое редкостное и достопримечательное, включая и тогдашнюю новинку — железную дорогу.

— Все ли замечательное было показано персам на дороге? — после их визита спросил император ответственных за прием.

— Все, ваше величество.

— Все — да не все, — заметил случившийся при этом разговоре Меншиков. — Самого-то редкостного и самого достопримечательного вы персам так и не показали.

— Чего же это? — заинтересовался император.

— А контракта, заключенного графом Клейнмихелем с американцами…

Отец и дети

В XIX веке на западе Америки была создана сеть начальных миссионерских школ, куда ежегодно командировались епископы евангелической церкви для проведения ревизий. В 1901 году один из таких епископов был приглашен не вечерний чай директором ревизуемой школы и его коллегами. Насытившись, гость откинулся в кресле и важно изрек: