План Каменского завода, 1741 г.
Каменский завод, вид на контору и монастырь
Утвержденный в 1739 г. Берг-регламент, отличался от петровской Берг-привилегии тем, что предоставлял большие льготы землевладельцам. Д. Кашинцев, автор вышедшего в 1939 г. обширного исследования по истории уральских заводов, оценивает происходящее следующим образом: «В классовом аспекте вся эта «проблематика» и политика не что иное, как первая, еще завуалированно-дипломатическая попытка освобождения дворянства от тугого ярма петровского торгово-капиталистического режима и приобщения к выгодам производственных и коммерческих операций». Тут есть один любопытный момент, на который стоит обратить внимание. На данном этапе крупными собствен никами становились в основном представители купечества, т. е. буржуазии классической. Но уже теперь, положено начало политической концепции, которая затем позволила российской аристократии во главе с самодержавием провести преобразования экономики страны и сохранить за собой главенствующее положение. К «выгодам коммерческих операций» стремятся приобщить именно благородное сословие. Пока еще, эта тенденция слаба, но в дальнейшем она разовьется.
После возведения на престол в 1741 г. Елизаветы Петровны ставленник Бирона — Шенберг, был устранен от управления горной промышленностью, а Берг-коллегия восстановлена. В первое десятилетие правления новой императрицы наблюдается определенное снижение темпов заводского строительства, но снижение относительное. За период с 1736 по 1750 гг. было основано 21 металлургическое предприятие. Это конечно в 2 раза меньше чем в предыдущие полтора десятилетия, но все же назвать такой темп застоем язык не поворачивается. Что касается уровня технологий, то в 20-е — 30-е гг. он неуклонно прогрессирует, а в 40-е стабилизируется. Однако говорить о рутине и отставании русской металлургии от западноевропейской не приходится. Особого прогресса в этот период не наблюдается нигде. В начале XVIII в. были выработаны технологические нормы, которые признавались эталонными еще очень долго. Некоторые нововведения в черной металлургии имели место в Англии и Швеции (например — замена прямоугольных горнов цилиндрическими). Но в Германии и в России не спешили вводить эти новшества, что не оказывало решающего влияния на производство. Что до цветной металлургии, то она была поставлена в России на высший европейский технологический уровень.
В 50-е годы XVIII столетия происходит не просто новый подъем, а прямо таки взрыв заводского строительства. С 1752 по 1762 гг. основано 55 новых заводов (в среднем — по 5 в год).
Мы позволим себе еще раз привести буквальную цитату из книги Кашинцева, которая является для нас основным источником информации: «Все авторы, касавшиеся истории русской горной промышленности, начиная от Крамаренкова (1778), и кончая Ю. Гессеном (1926), единодушно выделяют, иногда подчеркивая цифрами, исключительную яркость экономической истории Урала и России 1750-х — 1760-х годов. Этот период, по необычайной интенсивности процесса индустриализации, по роли в нем частного капитала, по конечным результатам (главенство в стране) имеет весьма созвучный аналог в истории русского промышленного капитализма — конец XIX века, с подъемом, расцветом и прочно закрепленным преобладанием угольно-металлургического Юга, комбината Донбасса с Криворожьем.»
Причины подъема Донбасса особых дискуссий не вызывают. Тут все более или менее единодушны: в России, наконец-то избавившейся во второй половине XIX века от ига крепостничества, бурно развивается промышленный капитализм. А вот что вызвало подобный всплеск в XVIII столетии? Может быть, он, как и заводское строительство петровской эпохи был обусловлен военно-политическими причинами и проводился в жизнь при помощи полицейских мер? Ничуть не бывало. Причины в высшей степени интенсивного, прямо-таки революционного развития российской горной промышленности в елизаветинскую эпоху — чисто экономические. В то время набирала силу промышленная революция в Англии. Спрос на металл в этой стране многократно возрос. Но собственная английская металлургия переживала застой. Не хватало лесных ресурсов для обеспечения металлургических заводов древесным углем. Использовать же каменный уголь в металлургии тогда еще не научились. Таким образом, главная металлообрабатывающая страна Европы, оказалась всецело зависимой от импорта металла. Сначала это был импорт исключительно шведский, но зависимость от страны-монополиста начинала тяготить Англию, кроме того, русское железо оказалось дешевле шведского, не уступая ему по качеству. К середине XVIII в. сформировались устойчивые торговые связи между Англией, как потребителем железа, и Россией как производителем. Английский рынок представлялся бездонным. Только в 1750 г. за границу было продано более 20 тыс. т железа. Если вспомнить: что годовая выплавка в 1733 г. составляла в России около 40 тыс. т., а доля Урала составляла 30 %, т. е. около 12 тыс. т., и то, что вывозилось исключительно уральское железо, притом что часть высококачественного металла неизбежно должна была идти на военные нужды государства то, во-первых, динамика прироста в период 1733…1750 гг. получается весьма впечатляющая, и во-вторых — производственных мощностей Урала должно было едва хватить, чтобы удовлетворить спрос 1750 года. Таким образом, дальнейшее развертывание горнозаводского строительства на Урале сулило баснословные прибыли и российские предприниматели оказались на высоте момента. Впрочем, наращивание металлургической базы страны соответствовало и политическим ее интересам: оно подрывало экономику Швеции, которая, несмотря на успешное для России завершение Северной войны, продолжала оставаться опасным соседом. Тем не менее, этот чрезвычайно интенсивный период горнозаводского строительства, прошел совершенно без всякой плановости и надзора со стороны государственных структур. К строительству были допущены представители торговой буржуазии, а после 1754 г. среди владельцев уральских заводов впервые появилась петербургская знать. Петр Шувалов, представитель самой могущественной аристократической семьи елизаветинского царствования получил во владение ряд казенных заводов. По его стопам пошли Чернышев, Ягужинский, Воронцовы (в том числе граф Роман Воронцов, отец княгини Дашковой, знаменитой сподвижницы Екатерины II). Официально, казенные заводы были проданы этим лицам, но расплачиваться они должны были в рассрочку, и деньги эти большей частью не были выплачены. Д. Кашинцев, на которого мы неоднократно ссылаемся в этой главе, расценивает елизаветинскую приватизацию следующим образом: «Было бы ошибкой видеть в переходе большого количества предприятий к титулованному и столичному дворянству проявление органического развития русского капитализма, приобщение к реальному производству нового социального класса. Переход в частные руки 18 государственных металлургических заводов — факт не экономического, не политического, а чисто административного порядка, вполне вяжущийся с господством фаворитизма и повсеместным преобладанием мелких своекорыстных интересов». Но, в отличие от прочих утверждений этого чрезвычайно добросовестного исследователя, последнее не сопровождается никакими дополнительными пояснениями и начисто лишено какой бы то ни было аргументации. Вообще создается впечатление, что это скорее вежливый реверанс в сторону господствовавшей в 30-е годы официальной исторической доктрины, чем серьезный научный вывод. Дальнейшие события показали, что возникший в результате таких вот раздач слой частных предпринимателей, весьма близко принимал к сердцу свои экономические интересы, чутко реагировал на международную торговую коньюктуру, и во многом определял не только внутреннюю, но и внешнюю политику Российской империи, как это и должно быть в нормально развивающемся буржуазном государстве.