— Я такъ его себѣ и представлялъ на основаніи словъ Мэнни и первыхъ впечатлѣній. А между тѣмъ, я самъ не понимаю почему, его видъ вызываетъ во мнѣ какое-то тревожное чувство, какое-то неопредѣленное безпокойство, нѣчто въ родѣ безпричинной антипатіи. Не найдется ли у васъ, докторъ, какого-нибудь объясненія для этого?
— Видите, ли, Стэрни — очень сильный, но холодный, главнымъ образомъ, аналитическій умъ. Онъ все разлагаетъ, неумолимо и послѣдовательно, и выводы его часто односторонни, иногда чрезмѣрно суровы, потому что анализъ частей даетъ, вѣдь, не цѣлое, а меньше цѣлаго: вы знаете, что вездѣ, гдѣ есть жизнь, цѣлое бываетъ больше суммы своихъ частей, какъ живое человѣческое тѣло больше чѣмъ груда его членовъ. Вслѣдствіе этого, Стэрни меньше прочихъ можетъ входить въ настроенія и мысли другихъ людей. Онъ вамъ всегда охотно поможетъ въ томъ, съ чѣмъ вы сами къ нему обратитесь, но онъ никогда не угадаетъ за васъ, что вамъ нужно. Этому мѣшаетъ, конечно, и то, что его вниманіе почти всегда поглощено его работой, его голова постоянно полна какой-нибудь трудной задачей. Въ этомъ онъ очень не похожъ на Мэнни: тотъ всегда все видитъ вокругъ, и не разъ умѣлъ объяснить даже мнѣ самому, чего мнѣ хочется, что меня безпокоитъ, чего ищетъ мой умъ или мое чувство.
— Если все это такъ, то Стэрни, должно быть, къ намъ, земнымъ людямъ, полнымъ противорѣчій и недостатковъ, относится довольно враждебно?
— Враждебно — нѣтъ; ему это чувство чуждо. Но скептицизма у него, я думаю, больше, чѣмъ слѣдуетъ. Онъ пробылъ во Франціи всего полгода, и телеграфировалъ Мэнни: «здѣсь искать нечего». Можетъ быть, онъ былъ отчасти правъ, потому что и Летта, который былъ вмѣстѣ съ нимъ, не нашелъ подходящаго человѣка. Но характеристики, которыя онъ даетъ видѣннымъ людямъ этой страны, гораздо суровѣе, чѣмъ тѣ, которыя даетъ Летта, и конечно, гораздо болѣе односторонни, хотя и не заключаютъ въ себѣ ничего прямо невѣрнаго.
— А кто такой этотъ Летта, о которомъ вы говорите? Я его какъ-то не запомнилъ.
— Химикъ, помощникъ Мэнни, немолодой человѣкъ, старше всѣхъ на нашемъ этеронефѣ. Съ нимъ вы сойдетесь легко, и это будетъ для васъ очень полезно. У него мягкая натура и много пониманія чужой души, хотя онъ и не психологъ, какъ Мэнни. Приходите къ нему въ лабораторію, онъ будетъ радъ этому, и покажетъ вамъ много интереснаго.
Въ этотъ моментъ я вспомнилъ что мы уже далеко улетѣли отъ Земли, и мнѣ захотѣлось посмотрѣть на нее. Мы отправились вмѣстѣ въ одну изъ боковыхъ залъ съ большими окнами.
— Не придется ли намъ проѣхать близко отъ Луны? — спросилъ я по дорогѣ.
— Нѣтъ, Луна остается далеко въ сторонѣ, и это жаль. Мнѣ тоже хотѣлось посмотрѣть Луну поближе. Съ Земли она казалась мнѣ такой странной. Большая, холодная, медленная, загадочно-спокойная, она совсѣмъ не то, что наши двѣ маленькія луны, которыя такъ быстро бѣгаютъ по небу и такъ быстро мѣняютъ свое личико, точно живыя, капризныя дѣти. Правда, ваша Луна зато гораздо ярче, и свѣтъ ея такой пріятный. Ярче и ваше Солнце; вотъ въ чемъ вы гораздо счастливѣе насъ. Вашъ міръ вдвое свѣтлѣе; оттого и не нужны вамъ такіе глаза, какъ наши, съ большими зрачками для собиранія слабыхъ лучей нашего дня и нашей ночи.
Мы сѣли у окна. Земля сіяла вдали, какъ гигантскій серпъ, на которомъ можно было различать только очертанія запада Америки, сѣверо-востока Азіи, тусклое пятно, обозначавшее часть Великаго Океана, и бѣлое пятно Сѣвернаго Ледовитаго. Весь Атлантическій Океанъ и Старый Свѣтъ лежали во мракѣ; за расплывчатымъ краемъ серпа ихъ можно было только угадывать, и именно потому, что невидимая часть Земли закрывала звѣзды на обширномъ пространствѣ чернаго неба. Наша косвенная траекторія и вращеніе Земли вокругъ оси привели къ такой перемѣнѣ картины.
Я смотрѣлъ, и мнѣ было грустно, что я не вижу родной страны, гдѣ столько жизни, борьбы, и страданій, гдѣ вчера еще я стоялъ въ рядахъ товарищей, а теперь на мое мѣсто долженъ былъ стать другой. И сомнѣніе поднялось въ моей душѣ.
— Тамъ, внизу, льется кровь, — сказалъ я, — а здѣсь вчерашній работникъ въ роли спокойнаго созерцателя…
— Кровь льется тамъ ради лучшаго будущаго, — отвѣчалъ Нэтти; — но и для самой борьбы — надо знать лучшее будущее. И ради этого знанія — вы здѣсь.