— Что я вам сделала плохого? — спросила ее Раиса Ивановна.
— Ничего, — отрывисто отвечает Карагина. — Но вы не волнуйтесь! За ваши билеты я как-нибудь рассчитаюсь, если суд присудит. Однако учтите, что платить я не обязана, так как в телеграмме нет слова «Приезжайте». Ну, а если вы будете настаивать, чтобы меня судили в уголовном порядке, то и пяти рублей не получите! Понятно?
Деньги? Да разве в них дело? Деньги можно вернуть, а кто излечит травму, причиненную безжалостным, бездушным человеком?
— И все-таки почему вы так поступили? — спросил прокурор.
— Я просто разозлилась и решила отомстить. Я такая по натуре, что всем мщу! — с вызовом заявила Карагина.
— За что же вы мне мстите? — вырвалось у Жени.
— Подумай и вспомни! Тебе что, трудно было привезти костюм для моей дочери? Или боялась, что я тебе денег не отдам?
— Но я же не обещала… Да и денег свободных у меня не было.
— Обещала — не обещала… Какое это имеет теперь значение? В следующий раз будешь обещать, — процедила сквозь зубы Зинаида.
Непостижимо, что столь ничтожная причина могла породить такую дикую злобу. И тогда сослуживцы Карагиной вспомнили: замкнутой была Зинаида, никогда общей радости не радовалась, чужой беде не сочувствовала. Всегда завидовала успеху других.
Коллектив цеха, где работала подсудимая, направил в суд общественного обвинителя.
— Нельзя прощать подлости, — сказал он, обращаясь к судьям. — Человек, посягнувший на наши нравственные устои, должен нести строгое наказание.
…Подсудимая отказалась от последнего слова. Что она могла сказать? Подлости нет оправдания.
ДИМКИНА БЕДА
За окном шумел ветер. На соседнем балконе стучали о перила привязанные к санкам лыжные палки.
Ноет плечо, болят суставы ног. Лечь спать? Может, как в прошлую ночь, приснится Димка. Не тот, что стоял бритый перед судьями. А давнишний Димка, что, прибежав из школы, швырял портфель, хватал лыжи и до вечера уходил с мальчишками в лес. Возвращался румяный, весь в снегу, и еще с порога кричал:
— Батя! Есть давай! Мы сейчас с Витькой в кино пойдем.
— А уроки?
— Чего ты опять с уроками? Я в классе все запоминаю.
— А стихи?
— Перед сном выучу.
Вернувшись из кинотеатра, он дважды вслух прочел стихотворение и вытащил из-под подушки толстую потрепанную книгу.
— Думаешь, дам до утра читать?
— Да я только часик один почитаю, честное пионерское!
— Знаю я твой часик с гаком!
Иван Васильевич задергивает шторку на окне и гасит свет, ловя себя на том, что разговаривает сам с собой.
…И нет сейчас с ним Димки. Только ветер шумит за окном, да стучат проклятые палки. Сколько раз просил Витькиного отца убрать их с балкона. Да этому пьянице хоть говори, хоть не говори. И сынок-дылда весь в отца.
Права была жена-покойница, когда даже на порог Витьку не пускала. А умерла, отбился Дима от рук. Особенно, когда в доме появилась мачеха.
— Уроки? Ты их сам учи с молодой женой, а мне они осточертели! Работать на завод с Витькой пойду, чтобы твой хлеб не есть!
— Тебя кто хлебом-то попрекает?
Не выдержал отец, схватился за ремень, а сын за дверь, да так ею хлопнул, что штукатурка полетела. Больше домой не появлялся.
А вскоре Димку и Витьку судили. Первого за убийство в драке, второго за изготовление финского ножа. Спрашивали на суде Ивана Васильевича, как сын дошел до такой жизни. Развел он руками: мол, ума не приложу.
На свидании наказывал строго-настрого:
— Работай получше! Зубоскаль поменьше! Чего ты на всех обозлился? Дома мачеха тебе мешала. Радуйся теперь! Ушла. Один как бобыль живу. Заболею — некому стакана воды подать.
— Сижу-то я за Витьку. Это он убил, а я лишь драку разнимал да его нож из раны вынул.
— Почему на суде об этом не сказал?
— Витьку пожалел. Он говорил: «Ты шкет. Тебе больше десятки не дадут, а меня могут в расход пустить!»
— Значит, пожалел?
— А ты бы нет?
— Нет!
— Рассказывай байки, батя! Знаю я тебя. Ты, наверное, о жёнушке молодой плачешь больше, чем о маме?
— О них не грех и поплакать. Обе они женщины хорошие были. Но об убийце плакать, да еще сидеть за него только дурак станет.
— Мы с ним на пересылке в одну камеру попали. Он меня отблагодарил, что я его от смерти спас: спер мои шерстяные носки, которые еще мама вязала. Я его, подонка, пожалел: передачей поделился и свитер с себя снял..