Аня приняла свой самый независимый вид, выпрямилась, набрала в грудь побольше воздуха… и тут же закашлялась. Из камеры клубами валил табачный дым. В глазах сразу защипало. Эффектный заход оказался безнадежно испорчен, но деваться уже было некуда. Моргая, кашляя и стискивая пакет с вещами, Аня наугад шагнула в полутьму. Дверь за ней тотчас захлопнулась, и наступила тишина.
Ане потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к дыму. Разлепив наконец веки, она быстро огляделась – и тут увидела их.
Несколько женщин сидели в глубине комнаты и смотрели на Аню. Свет из окна широкими пластами падал им на плечи и лбы, отчего они казались не живыми людьми, а статуями, вырубленными из камня. Они молчали и были неподвижны, и Ане вдруг показалось, что они в самом деле не люди, а идолы, которых рассадили по кроватям. Камера тонула в дыму, и очертания идолов казались смазанными, как будто она смотрела на них сквозь запотевшее стекло. Секунды шли одна за другой, но каменные истуканы не шевелились. Аня почувствовала, как внутри у нее все холодеет.
– Ну, рассказывай, как зовут, сколько дали, – сказал ближайший идол, и морок рассеялся.
Женщины будто ожили. Та, что задала вопрос, затянулась сигаретой, которую она, как теперь заметила Аня, все время держала в руке. Дым от сигареты лентой тянулся в потолок. Все арестантки одновременно зашевелились, кто-то кашлянул, кто-то переменил позу. Они были совершенно обычными людьми, и Аня ощутила легкий укол стыда от того, что чуть было не поддалась панике. Женщины бесцеремонно разглядывали Аню, и от их живых любопытных глаз она сама словно оттаяла.
– Зовут Аня. Дали десять суток.
– О, нам всем почти так дали! – сказала девушка, курившая сигарету.
– Тоже за езду без прав небось?
– Нет, вообще-то за митинг.
– Моя подруга однажды ходила на митинг! – воскликнула другая девушка, и, переведя взгляд на нее, Аня на секунду оторопела: та была темнокожей. Это было так неожиданно, как будто часть Аниных фантазий о сериальных тюрьмах вдруг осуществилась.
– А-а… сюда можно сесть? – опомнившись, спросила Аня и показала на свободную кровать.
– Да садись, куда хочешь, – фыркнула девушка с сигаретой.
Камера была просторной и не такой уж мрачной, как Ане почудилось в первую секунду, – стены здесь, например, были выкрашены в нежный персиковый цвет, что не слишком-то вязалось с Аниными представлениями о подобных местах. Кроме того, тут играло какое-то музыкальное радио – оглядевшись, Аня поняла, что звук идет из углубления над дверью, закрытого решетчатым щитком. Пол был деревянный, из мебели – одна покосившаяся тумбочка в углу, заваленная коробками с чаем и печеньем, и четыре узкие двухъярусные кровати. Один угол комнаты отвели под “ванную” – стены там были облицованы плиткой, имелась раковина и небольшой закуток – очевидно, туалет. Закуток этот был высотой Ане по плечи, а на его куцей двери красовался тетрадный листок с надписью “Включи воду”.
– Хочешь ч-чаю? – гостеприимно спросила Аню полуголая, которая была понятой.
– Если можно.
Полуголая встала и начала рыться в груде одеял, лежавших на верхнем ярусе кровати. Аня заозиралась в поисках чайника, хотя его наличие в камере, куда ей запретили проносить точилку, было бы сюрпризом. Тем временем женщина извлекла из-под завалов запотевшую пластиковую бутылку, плеснула оттуда воды в стакан и кинула чайный пакетик.
– Меня з-зовут Наташа, – сказала она, протягивая Ане чай, и ободряюще улыбнулась. Чай был чуть теплый.
Аня пробормотала что-то благодарное и торопливо сделала глоток. Она подумала, что важно продемонстрировать энтузиазм, чтобы никого не обидеть – мало ли какие здесь порядки. Остальные женщины молчали и продолжали смотреть на нее. Аня робко спросила:
– А вас как зовут?
– Меня Катя, – сказала девушка с сигаретой, выдохнув дым. Она говорила вальяжно, почти неохотно, как будто давала понять, что ей неинтересно и она отвечает из вежливости. Взгляд у нее при этом был до того цепкий и колючий, что каждый раз, когда она смотрела на Аню, той становилось не по себе. Глаза у Кати были светло-голубые, почти прозрачные, и резко выделялись на лице. Из-за контраста между ее голосом и взглядом Аня ощущала смутное беспокойство. Ничего отталкивающего в Кате не было, но Аня предпочла бы держаться от нее подальше.
– Меня зовут Диана, – сказала чернокожая девушка. Она была высокой и монументальной, в черном платье-колоколе и с пружинистым пучком волос на макушке. Взяв у Кати из рук сигарету, она изящно затянулась и вернула ее.