Наевшись, все пятеро растянулись на подстилках, довольные нарастающим опьянением и глядя в ночное небо. Прямо над ними сияли звезды, но на востоке начинали собираться облака. Плотная темная пелена медленно ползла к гряде и маленькой каменоломне. Симон выключил магнитофон, подбросил в огонь еще пару поленьев и потянулся к гитаре. Привалился спиной к валуну и взял несколько аккордов. Мари отметила, что Карина положила голову Алексу на грудь, они курили одну сигарету на двоих, а это означало, что недавняя ссора забыта. Мари привыкла, что они вечно препираются, но ей казалось, что в последние полгода ссоры участились. Иногда Карина намекала, что подумывает, не положить ли всему этому конец. Порвать с Алексом по-настоящему, а не как раньше, когда расставания были частью игры. Карина до сих пор не предложила поменяться местами, чтобы ей с Алексом спать в одной палатке. И не потому, что Мари в этом году согласилась бы на такое. Оказаться им с Бруно в одной палатке — значит подать ему совершенно неверный знак.
Бруно расстелил свою подстилку рядом с Мари. Она попробовала представить себя с ним, но у нее ничего не вышло. Она, Бруно, Карина и Алекс знали друг друга с детского сада. А Симона она знала еще дольше. На одной из самых старых пожелтевших фотографий из семейного альбома они были младенцами. Лежали в одной кроватке, а их мамы, Элисабет и Эбба Видье, стояли позади них принаряженные. Они с Симоном двоюродные брат и сестра, а по ощущениям — родные. И все же Мари проще было представить себя наедине с Симоном, чем с Бруно. Милым, предсказуемым Бруно.
— Эх, лучше, чем сейчас, уже не будет, — вздохнул Алекс. Он глубоко затянулся и передал сигарету Карине. Симон наигрывал на гитаре. Тихие аккорды смешивались с потрескиванием костра. Внезапно из леса донесся звук, и Карина выпрямилась.
— Что это, ветка хрустнула? — встревоженно спросила она.
Бруно поднялся и некоторое время высматривал что-то среди деревьев.
— Косуля, — сказал он. — Или олень.
Карина, кажется, успокоилась и снова положила голову Алексу на грудь. Бруно сел на подстилку, на этот раз ближе к Мари. Смущенно улыбнулся, встретив ее взгляд. Мари подумала, что следовало бы, наверное, пресечь это сближение. Но она опьянела и сегодня вечером позволит себе и пить вино, и принимать его восхищение. Всего через несколько недель они с Симоном будут жить в квартире в центре Лунда. Она уже устроила себе частичную занятость — работу в штаб-квартире партии в Мальмё. Ей, конечно, помогло, что она дочь Бенгта Андерсона, но она не собиралась испытывать угрызения совести по этому поводу. План совершенно прозрачный: стенографировать на собраниях и варить кофе те несколько лет, что она будет грызть гранит науки. Сдать выпускные экзамены и стать новым именем с правильными партийными связями и родословной. Пару лет набираться ума-разума, участвуя в местной политической жизни, а потом, как раз к 2000 году, двинуться в риксдаг. Как заманчиво звучит: начало двухтысячных. Не какие-нибудь унылые девяностые, а — двухтысячные. Будущее.
Симон заиграл что-то другое, тихонько подпевая на припеве. Когда Симон брал в руки гитару, общее настроение как-то менялось. Они взрослели, и по мере их взросления это становилось все более очевидным.
— А вы думали, — сказала Карина, прервав размышления Мари, — что сегодня вечером мы, может быть, в последний раз вместе?
— Ключевое слово — “может быть”, — сказал Симон, не переставая играть. — Я собираюсь влезть в спальник, не раздеваясь. Вы знаете, как я отношусь к палаткам.
— Я не это имела в виду. — Карина затянулась.
— А что ты имела в виду, детка? — Алекс потянулся за сигаретой, но Карина сделала вид, что не поняла его жеста.
— Что мы тут сидим, может быть, вообще в последний раз, — грустно проговорила она. — Алексу через две недели лоб забреют.
— Это называется — проходить военную службу, — перебил он, но Карина пропустила его слова мимо ушей.
— А Мари и Симон уедут в Лунд.
— В следующий вторник, — подтвердила Мари. — Кстати, Симон, ты все еще не подписал контракт на квартиру.
Симон промолчал, и Мари разозлилась. Вот всегда он так — вечно опаздывает, вечно тянет до последнего.
— Найти общежитие студенту в Лунде почти невозможно, — раздраженно сказала она. — А квартиру еще труднее. Папа на столько рычагов нажал, чтобы нам эту устроить. — Мари повернулась к Симону, чтобы он уж точно услышал. — И смотри не напутай ничего. Завтра я к тебе заеду, и мы со всем разберемся, ладно?