— Ты про всех эмигрантов Су-Фолса можешь такие истории рассказывать или только про Креченских?
Она нисколько не смутилась и заявила мне, что по долгу службы выслушивает кучи историй от клиентов.
— Могу роман написать! Только некогда, — добавила она.
Это была полуправда, поскольку Креченские под категорию эмигрантов не подходили — давно у них было уже и гражданство и американские паспорта, да и в Су-Фолсе они жили лет десять.
— А с Соней ты хорошо была знакома? — решила зайти я с другого конца.
— Ну, мы не подружки, конечно, но так, в гости ходили.
Она чего-то недоговаривала, но выпытывать я у нее ничего уже не собиралась. Возникла пауза.
— Так ты берешься? — в который раз спросила Люся, снова раскрывая чековую книжку.
— Что в полиции говорят? — вместо ответа спросила я.
— А что они говорят? Получили письмо, нашли яд, теперь ручки потирают и радуются как быстро раскрыли убийство, да еще умышленное, — говорила она с возмущением.
— А отпечатки пальцев?
— Что отпечатки?
— На баночке с ядом чьи отпечатки были?
— Понятия не имею! — сообщила она. — Для этого я тебя и нанимаю!
И она выписала чек.
Я посмотрела на часы. Было самое начало десятого. Из знакомых в полиции у меня был только инспектор Норман, с которым мы познакомились и даже немного подружились, когда я работала над своим первым делом, но звонить ему в субботу утром и спрашивать про отпечатки мне не хотелось.
— В понедельник свяжусь с полицией и узнаю, что там у них можно узнать, — сказала я, игнорируя чек. — А вообще-то, чего ты от меня хочешь?
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами:
— Я тебе уже миллион раз говорила, найди что-нибудь, чтобы Володьку освободили!
— Постой, Люся, — как можно мягче прервала ее я. — Если я правильно поняла, то Соня — дама не совсем бедная. Так?
— Ну, так, — отозвалась Люся.
— Следовательно, Володя наследует все ее деньги. И ты хочешь, чтобы я доказывала, что это не он ее отравил, когда она сама написала про отравление?
— Это не он! — заявила Люся.
— Почему ты так уверена? — снова спросила я.
— Я его хорошо знаю, он не мог этого сделать! — аргументировала она.
— Возможно, что это самоубийство? Ну, то есть, у них там какие-нибудь нелады были и она, в отместку или уж не знаю почему, решила себя отравить и представить все, как убийство, — вслух подумала я.
Она схватила сразу же:
— Дженька, ты — гений! Теперь надо все это доказать полиции! Бери задаток и она сунула мне в руку чек.
— Люся, это первое, что на ум пришло, если отбросить, что очевидные улики — против твоего Володи. Лучше было бы нанять адвоката, — посоветовала я ей.
— Будет у него адвокат, — ответила она. — Но нужно доказать, что это не он, а твоя версия — просто клад! Работай!
И она стала собираться, то есть достала пудреницу и помаду и поправила макияж. Я сложила ее чек пополам и сказала, что сначала поговорю с полицией, а потом свяжусь с ней и сообщу, возьмусь ли за дело.
— Чек можешь пока забрать, — и я протянула ей чек.
— Вот увидишь, это не он, — заявила она мне напоследок и, словно не замечая протянутого чека, попрощалась, то есть чмокнула меня в щеку и ушла.
Конечно, неплохо с раннего утра в субботу заполучить чек, но дело казалось мне уж больно неперспективным в смысле поисков убийцы. Моя нелепая версия о самоубийстве самой мне казалось невероятной и через чур книжной, что ли. Съев еще один бутерброд, я решила голову пока не ломать, а в понедельник созвониться с инспектором Норманом, узнать, нашли ли на бутылочке с ядом отпечатки пальцев Володи или еще кого-нибудь и провели ли экспертизу почерка Софьи, а пока — была суббота. До Рождества оставалось чуть больше двух недель, и торговля в лавке шла довольно оживленно, особенно в выходные дни, поэтому я пошла в лавку помогать Алику с покупателями.