Рольфу показалось, что солнце никогда не светило так ярко, и птицы никогда не пели так красиво, как в это утро.
Немного позднее они последний раз повернули по извилистой тропинке, и Боргерсвийк лежал перед ними. Рольфу Эльбертсу казалось, что это ему снится. Все было точно таким же, как тогда, когда он жил здесь со своим дядей Арне. Мост с тяжелыми воротами, перед которыми когда-то встал капитан Панадеро со своими всадниками и потребовал их открыть, проходил через канал с заросшими камышом берегами.
Рольф нажал железную ручку, тяжелая дверь открылась. На лугу вокруг дома пасся скот. Светло-зеленая входная дверь и белые окна с темным фронтоном - все было, как раньше. А там, возле низкой живой изгороди, под окном, росли те же цветы, что так любила Эльза, а с другой стороны летали ее белые голуби! За сараем, где раньше росли старые яблони, Марк посадил молодые фруктовые деревья.
Рольф остановился там, где раньше старый каштан бросал на траву широкую тень. Это место было огорожено низкой четырехугольной оградой, на пышных розовых кустах цвели белые и красные розы. Здесь покоятся прежние обитатели Боргерсвийка. Рольф был потрясен до глубины души. Со всей силой почувствовал он глубокую тоску по своим близким.
Он поднял глаза туда, где пышные ивы склонились над прудом. Там были могилы погибших испанцев. И они тоже заботливо ухожены, окружены оградой, там тоже цветут розы.
В этот момент открылась дверь дома, и навстречу Рольфу хорошо знакомой ему быстрой походкой поспешил Марк.
- Добро пожаловать, Берта! Слава Богу, господин Рольф, вы благополучно вернулись домой! Трижды добро пожаловать в Боргерсвийк! - Марк двумя руками обхватил правую руку капитана, и его глаза засияли от радости.
Собственные пути
Необыкновенно прекрасными выдались первые дни апреля 1725 года. Даже на немного суровых прибрежных горах птицы, щебеча, уже начали вить гнезда среди распускающихся берез и ив, и весенние цветы проснулись от зимнего сна. Но не раздавалось ни звука. Охотничий сезон закончился; вокруг воцарилась лесная тишь, лесное уединение.
Однажды вечером на узкой дороге, ведущей в долину, среди тишины раздались шаги и голоса. Высокий, широкоплечий мужчина вел осла, который нес два короба, сплетенных из ивовых прутьев. Коро-бы были набиты тряпьем и горшками. Рядом с ослом шагал худощавый молодой парень. Очевидно, ему было поручено погонять крепкой палкой осла. За ним следовала женщина, которая в узле с завязанными на лбу концами несла за спиной ребенка. Ребенок тихонько хныкал про себя.
Было очевидно, что они, эти люди, были бедны. Их одежда была обтрепана, во многих местах залатана и грязна, а женщина даже шла босиком. Черные борода и волосы мужчины и колючий взгляд темных глаз из-под кустистых бровей производили несколько жутковатое впечатление, в то время как молодой парень походил больше на горожанина. Как сильно, должно быть, устала женщина, можно было понять но ее походке, и ее лицо выражало лишь страдание.
Нередко встречались такие люди, как горшечники, лудильщики и корзинщики, проходящие по Зюдер-ланду, и рядом с ними женщины и дети, вынужденные грабить и попрошайничать. Они вели кочевую, цыганскую жизнь: они были дома везде и нигде, варили и ели в основном под открытым небом и искали себе кров где-нибудь в сарае или в хлеву. Одежда состояла в основном лишь из лохмотьев, и осел нес их немногочисленные пожитки в двух коробах, которые одновременно содержали произведенные для торговли товары.
Само собой разумеется, что эти бродяги не были желанными гостями для живущих вокруг земледельцев, хотя крестьяне охотно предоставляли им для ночлега хлева или сараи и были рады, когда седьмая заповедь находила не слишком широкое толкование.
Маленькая процессия медленным шагом шла своей дорогой. Проклятия предводителя, равно как и удары палкой молодого человека производили слабое впечатление на четвероногого. Непрерывно слышались жалобные крики ребенка, который, несмотря на уговоры матери и укачивание, не успокаивался. Наконец они дошли до более низко расположенной части гор и подошли к месту, где среди кустарника лежала каменная глыба Хольштейн, возвышающаяся почти на три фута.
Для предводителя маленькой процессии вид этой глыбы был не новостью. Мэкес Йозеф, как его знали во всей округе, хорошо ориентировался здесь. Довольно часто проходил он мимо этого места, когда шел торговать старьем, а злые языки утверждали, что он прошел эту местность вдоль и поперек не однажды, чтобы вопреки исключительному праву на охоту в этих местах барона фон Плеттенберга выследить косуль.