Одна из сгоревших башен бывших городских укреплений так же из года в год продолжала разрушаться дальше назло Пумперу, городскому полицейскому, у которого в этой стене было жилище, и он часто выходил из двери и смотрел на башню ратуши так, будто в кармане у него был ордер на арест гнездящихся наверху галок. Но отцы города придерживались снисходительных взглядов. Они любили покой, покой среди буржуа своего городка, покой в округе.
Только одно здание на базарной площади выделялось своим ухоженным видом. У него была очень своеобразная форма крыши, перекрытия были богато украшены, а фронтон был покрашен в шафрановожелтый цвет. К тому же вывеска на нем привлекала внимание всех проходящих мимо: трактир „К солнцу". Ханс Штеффен, владелец, считался одним из состоятельных людей города и был известен тем, что каждому помогал деньгами - если была возможность, при этом он получал кругленькую сумму.
Он взял этот дом во владение около десяти лет назад. Откуда он был родом, никто не мог сказать. Он пришел со своей женой Доротеей, и у супружеской пары был только один ребенок, сын. Вскоре он стал одним из самых уважаемых людей города и занимал несколько почетных должностей, но у него не было друзей. По-видимому, только с бургомистром его связывали доверительные отношения. То, чего хозяин трактира хотел добиться в совете, он добивался, его уважали, и никто не отваживался ему противоречить. Его совершенно не беспокоило то, что в городке о нем шушукались на все лады: якобы он уже был однажды женат, и его сын от первого брака ушел несколько лет назад в солдаты или был вынужден это сделать в основном из-за отца. Но как с этим действительно обстояло дело, точно не знал, к сожалению, никто. Только городской сторож Пумпер многозначительно сверкал глазами, когда об этом заходила речь, так как только он знал объяснение этим обстоятельствам. Во всяком случае, Пумпер часто сиживал в трактире „К солнцу, и, возможно, благодаря этому он приобрел бросающуюся в глаза красноту своего носа. Некоторые злые языки утверждали даже, что Пумпер,* исходя из своего имени, приобрел право пить у Штеффена в кредит более то-
* от слова „ритр“ - насос. Прим, перев. го, что считалось нормой. Но хозяин трактира был определенно не настолько глуп, чтобы позволить одному из своих гостей заглядывать в свои карты.
Между тем, уже полностью рассвело. Часы только что пробили семь. Но на улицах было по-прежнему тихо, было даже слышно, как ветер играет листвой лип, которые повсюду росли перед домами. Когда взошло солнце, лавочники и булочники открыли свои магазины. По-настоящему город просыпался только тогда, когда часы на башне показывали время для начала занятий в школе, и мальчики и девочки с досками и учебниками под мышками с шумом пробегали через базарную площадь, а воробьи недовольно щебетали им вслед.
Ханс Штеффен, хозяин трактира, снова отправился в кровать, но возбуждение не давало ему больше покоя. Все его планы были разом уничтожены. Он же был твердо уверен, что его мальчик ушел навсегда! Все было так неожиданно, произошло так быстро, что он едва ли мог вспомнить подробности. К счастью, Доротея не заметила этого инцидента.
Внизу в доме все, казалось, продолжало идти своим привычным ходом. В то время, как домашняя прислуга кормила скот в хлеву, Кэтхен, двенадцатилетняя приемная дочь семьи Штеффенов, начала проветривать и убираться в трактире, выносила пустые бутылки в подвал и полоскала стаканы. Она управлялась так проворно и знающе, как будто уже давно привыкла к подобной работе. Но в это утро ее явно что-то тяготило. Ее мысли вновь и вновь уносились к тому, что она видела однажды ночью. Кем бы мог быть этот незнакомец, с которым дрался хозяин? После того, как дядя Ханс так недружелюбно отправил ее работать, она не отваживалась спросить его об этом. Она боялась дядю, так как для нее у него никогда не было приветливого слова. Она дрожала даже перед тетей Доротеей. Никогда не могла она угодить хозяину трактира, даже когда с неустанным усердием с утра до вечера выполняла возложенные на нее обязанности. Ни дядя, ни его жена ни разу не похвалили ее за что-нибудь, а напротив, лишь ругали, хотя она прилагала все усилия, чтобы оставить довольными своих родителей.
Конечно же, Конраду, сыну хозяев, жилось гораздо лучше. Фрау Доротея безгранично любила своего единственного, никакие выговоры и наказания не омрачали его счастливое детство. Мать постоянно защищала его, даже когда он был в школе и дело доходило до драки с другими детьми. Когда мальчик был дома, то он охотно ссорился с ней, разыгрывая с нею злые шутки, злил ее, но для своей матери он всегда оставался невиновным. Если бы Кэтхен пожаловалась его отцу, то она могла быть уверенной, что мальчик когда-нибудь за это отомстит.