Уже стемнело, когда управляющий Вернер вернулся домой из замка. Уже по дороге ему кто-то рассказал о том, что случилось на базарной площади. Фрау Маргарета тоже уже обо всем слышала и была очень взволнована.
- Бедный мальчик! Неужели с ним нужно было так строго обходиться! Он же еще ребенок! И какой стыд! В городе это нескоро забудут, и будут вспоминать еще несколько лет.
Господин Вернер дал ей высказаться. Затем он спокойно ответил:
- Я тоже сожалею обо всем этом - но не из-за возможных последствий, а из-за самого дела. Все это могло бы и не произойти с мальчиком, если бы он
был немного благоразумнее и терпеливее. И нам об этом напомнят: поглядите, набожные! И это будет справедливо.
- И, наверняка, это не послужит улучшению твоих отношений с господином фон Плеттенбергом.
- Ах, Маргарета, они уже не могут стать хуже. Сегодня его отношение ко мне было ясно высказано. Он многое осудил и покритиковал, и ничто не нашло в нем милости. Наверняка, это дело рук некоторых членов городского совета. Раньше барон к ним не прислушивался. Но после того, как фрау баронесса отстранилась от многих мирских занятий, потому что она познала страх перед Богом, барон не особенно хорошо ко мне относится. Но с этим нам придется примириться. Меня беспокоит фрау баронесса. Я сумел обменяться с нею лишь несколькими словами. Но я верю, что в старой даме она действительно найдет для себя наставницу и подругу, так как она, как мне кажется, прошла через серьезные испытания, и ее поведение свидетельствует о спокойствии, которое мир не может ни дать, ни взять.
Маргарета на некоторое время забыла о своей собственной беде. Но затем она снова начала говорить о своем Фридрихе:
- Разве ты не хочешь ничего предпринять, чтобы мальчик мог вернуться домой? Больше всех виноват, как меня все убеждают, все же Конрад Штеффен. Это он постоянно подтрунивал и выводил из себя Фридриха!
- Так говорят все матери, когда дело касается их детей, Маргарета. Мы не будем искать вину в других, а оставим ее при себе. Черное - это не белое. Сын хозяев трактира - ну да, его, конечно, знают как задиру... Но ты же знаешь, что в последнее время нас все чаще беспокоит Фридрих. Возможно, теперь Бог Сам примет его в Свою школу. Разве Он не самый опытный педагог, не самый лучший воспитатель?
- Вы, мужчины, можете быть так жестоки к своим детям...
- Я не жесток, Маргарета, ты же знаешь. Но когда речь идет о воспитании наших детей, то мы не должны руководствоваться лишь нашими чувствами. Нашему Фридриху тоже нужно учиться владеть своей волей, сдерживать свою гордость и гнев. Но как мне кажется, Бог взял это в свои руки, и мы поступим правильно, ожидая результатов. Ты знаешь, Фридрих -одаренный, в школе у него нет трудностей, и именно на этом, как я вижу, и основывается его поведение. Давай с сегодняшнего дня примем дело из рук Божиих. Господь испытывает наши силы, и после этого мы поблагодарим Его за Его пути.
Фрау Маргарета кивнула. Она знала, что ее муж прав. Затем оба встали на колени и стали молиться о благополучии своего сына, и мир Бога вновь наполнил их сердца.
На улицах маленького города стало тихо. Уже во второй раз прозвучал горн ночных сторожей. Пумпер последним покинул „Солнце". Ханс Штеффен и его жена Доротея уже ушли спать, но еще не уснули. У хозяев „Солнца" было хорошее настроение, и для этого было предостаточно оснований. Конрад, сильно избитый Конрад удивительно быстро оправился от своих обид и чуть ли не через час после драки уже снова был на улице, а бездельника-сына управляющего заперли - разве это не было особенным основанием, чтобы радоваться?
Но и кое-что еще радовало хозяйку трактира. По знаку своей подруги Анны, поварихи из Шварценберга, фрау Доротея приготовила для больной фрау баронессы миндальный торт, который мог угодить вкусу самого избалованного гурмана. Она сама замесила тесто и не пожалела для него всевозможной сдобы и приправ. И было задумано послать Кэтхен с тортом, который булочник Хартманн испек еще вечером, на следующее утро в замок. Как же удивится баронесса! Ханс Штеффен ухмылялся. Редко случалось так, чтобы перед сном жена не упрекала его то в одном, то в другом. Он повернулся уже на бок и хотел во сне забыть о заботах и волнениях этого дня; но фрау Доротея думала по-другому. Ей вспомнился рев и разбитый нос Конрада.
- Две недели! По меньшей мере мальчишка должен просидеть в подвале две недели, говорю я тебе! По меньшей мере, две недели! Как же он искалечил нашего сыночка!