Несколько часов спустя из леса возвратились охотники. Видно было, у барона скверное настроение. Недовольный, он уселся на свое кресло, подвинулся к письменному столу и взял в руки письмо, которое явно читал уже не раз. Он вновь посмотрел на написанное, и его взгляд стал еще суровее.
- Гнусно! - вполголоса произнес он. - Так-то вот использует этот парень мое доверие! Теперь я знаю, что знак бургомистра был небезоснователен. Растрачивать деньги? Ограничивать расходы? Снижать или совершенно отменять предписанный законом крестьянам налог за то, что они пообещают читать Библию? Эти лентяи и лодыри болтают, что дорогой Бог щедрее и милостивее, чем барон фон Плеттен-берг. Это же неслыханно. Не удивительно, что скоро весь народ будет выступать против слишком больших налогов, необоснованно жаловаться на тяжелые времена, на неурожаи, градобитие, и еще Бог знает на что. Негодяи становятся с каждым днем все нахальнее. Люди должны молиться - так у них не останется времени работать. Ха-ха! Как будто им действительно хлеб упадет с неба! Нет, дорогой Вернер! Мы и так далеко зашли. Этому святоше теперь конец!
Чем больше он думал о содержании письма, тем злее становился. Кто это мог быть, кто написал ему? Анонимный автор рассказывал о том, что по случаю короткого пребывания в Плеттенберге ему рассказали о явных недостатках, но так, чтобы он после этого ни о чем не спрашивал, а он, из глубокого уважения к барону фон Плеттенбергу, почувствовал себя обязанным поставить его в известность об этих делах.
- Очень достойно! - пробормотал барон. - Отправитель этого письма обвиняет самого бургомистра, который, из страха перед управляющим, не предупредил меня раньше! Но он предписал доброму человеку множество несправедливостей. Я просто совершенно не поверил тому, что он написал. Кажется, даже сам Вернер нечестен? Теперь все видят, куда это приводит, когда доверяют такому человеку!
В этот момент из соседней комнаты пришла баронесса. Ее лицо было прозрачно-бледным. Утомительная поездка и расстройство из-за миндального торта очень сказались на ней. Она знала, почему ее супруг был так рассержен. Подошла к нему и, положив ему руку на плечо, сказала:
- Не сердись так, мой дорогой. Я убеждена, что это письмо написано клеветником и продиктовано ненавистью и ревностью. Почему автор не назвал своего имени? Я считаю правильным, что ты занимаешься расследованием обвинения и изучаешь это дело. Но не позволяй себе руководствоваться преждевременными выводами. Будь справедлив в своих решениях, как это было до сих пор.
Барон невольно покачал головой и взволнованно ответил:
- Я знаю, что люди подобного рода всегда находят в тебе поддержку. А ведь именно эти фанатики виновны в том, что ты такая печальная, еле двигаешься и омрачаешь мою жизнь, избегаешь нормального общества и, читая Библию и молитвы, живешь, как в монастыре. Как будто не было достаточно, когда новый священник каждое утро читал нам слезливые молитвы о небесах и аде и этими трагическими картинами отравлял нашу жизнь. Я говорю тебе, управляющий...
Больная стояла, словно в оцепенении, затем прижала руки к груди, чтобы сдержать надвигающийся кашель. Некоторое время она была неспособна говорить. Но затем ее черты снова прояснились, и она тихо возразила:
- Мои дни сочтены. Мои силы ощутимо ослабли, и скоро я навсегда распрощаюсь с землей. Но, слава Богу, смерть не вызывает во мне чувства страха. Я верю в Господа Иисуса, Сына Божиего, моего Спаси-теля и Господина, который отнял власть смерти и принес жизнь и нетленность. Я узнала, что все - будь го раб или свободный - должны будут отплатить выкуп за кровь Иисуса Христа. О мой дорогой, ты прав, я отстранилась от таких радостей, которые не только преходящи, но и имеют горькие последствия. Но я знаю одну непреходящую радость! У кого есть эта радость, тот охотно откажется...
Сильный приступ кашля помешал больной продолжить признание. Барон пока еще молчал. Но, по-видимому, в нем уже поднимался гнев. Большими шагами он измерял комнату, затем, когда прекратился кашель, из него вырвался гнев:
- Да, такие слова мне до скуки знакомы! Вы можете говорить их фрау Виллинг, на меня они уже не производят никакого впечатления. Я все же думаю, что у меня есть своя религия, и я не богохульник, но я не могу постичь, как это благородная фрау может подружиться с простолюдинкой, которая должна радоваться, что получает от нас пищу и одежду. Для таких людей твои взгляды могли бы подойти, но для людей с положением и образованием...
- Еще одно слово, - попросила больная, - еще одно слово, а затем ты можешь решать по своему усмотрению. Я убеждена, что господин Вернер не заслужил твоего недоверия и гнева. Он всегда служил нам честно и верно. Раньше ты часто сам говорил, что управление нашим хозяйством находится в надежных руках. Я остаюсь при мнении, что его оклеветали из зависти и недоброжелательства. И потом, ты утверждаешь, что гы не богохульник, но твои слова - о, извини меня за открытость - уличают тебя во лжи. На небеса ведет лишь один путь, он ведет к яслям и на Крест, через Вифлеем и Голгофу. Это путь позора и самоотречения, но это единственный путь, который ведет к величию. Ты пренебрегаешь этим путем, потому что ненавидишь Иисуса-Спасителя. И потому, что ты его ненавидишь, нет в твоем сердце места для Его учеников, Его последователей. О, мой дорогой муж, если ты еще только меня слышишь, то знай, что ежечасно я молюсь о тебе, чтобы ты покинул неверный путь и смог бы прибегнуть к помощи Иисуса. Через Него ты будешь примирен с Богом.