Утомленный, он снова лег на подушки. Через некоторое время он тихо произнес:
- Моя родина не здесь - она лишь там, где навечно изгнано всякое дуновение земли. Когда мы вновь себя увидим там, то изо всех сил восхвалим Того, Кто привел нас домой. - Но Гельвигу пришлось ждать смерти дольше, чем он думал.
Мальчики были очень подавлены и ходили по дому на цыпочках. Вильгельм часто плакал. Тем не менее, Ганс был твердо убежден в том, что его молитвы должны быть услышаны Богом, иного и не может быть. И когда через несколько дней больной почувствовал себя лучше, сердце его наполнилось радостной и в то же время гордой надеждой.
Искреннее участие в ухаживании за больным принимали не только родственники, но и другие жители деревни, которые уважали этого спокойного, приветливого человека. Конрад так осторожно и умело ухаживал за больным, что иногда ему разрешали сменить жену лесничего у постели господина Гель-вига. Он охотно делал это. Он часто приводил в дом лесничего Иоганна, который с каждым днем ходил все лучше. Со слезами на глазах Иоганн стоял перед кроватью человека, которого Господь привел издалека, чтобы так много ему подарить. Исцеление его недуга, доверие к его небесному Отцу, понимание Слова Христа! Он приносил своему большому другу самые красивые цветы из собственного садика. Анна тоже часто приходила и приносила в корзинке яблоки и груши, не раз она входила в комнату, чтобы принять благословение, исходившее от постели больного.
Но потом состояние больного неожиданно изменилось. Наступившая слабость дала ему почувствовать, что настала пора окончательно попрощаться со всеми.
- Вильгельм, ты иногда говорил о том, что хочешь стать учителем. Возможно, когда-нибудь ты займешь мое место в Рейндорфе. Но где бы тебя не поставил Бог, будь преданным работником в Его винограднике, хорошим, заботливым садовником всего, что доверят твоим заботам. Делай для учеников все, что только сможешь, чтобы воспитать их в духе принципов Слова Божиего. Учи их Иисусу Христу, а через Него научи искать и находить небесного Отца! Все это в далеком будущем, но тогда я не смогу уже тебе это сказать, поэтому делаю сейчас.
- Ты, Ганс, - обратился он затем к старшему сыну, который стоял перед ним бледный и безмолвный, -ты знаешь, чего бы я хотел тебе пожелать, но не выбирай этот путь, если не чувствуешь к нему призвания. Иначе он покажется тебе слишком тяжелым и тернистым, и ты упадешь под этой тяжестью, так и не увидев плодов своего труда! Это прекрасная цель, но достигнет ее лишь тот, кого толкает к ней любовь Христа. Но если и на самом деле тебе придется когда-нибудь работать среди язычников - ты ведь можешь быть слугой науки, как великий Ливингстон, и в то же время вестником Евангелия - знай, что тебе будут сопутствовать мои наилучшие пожелания и мое благословение. Мое самое большое желание: будь верен Иисусу Христу, настоящей виноградной лозе, вне Его ты ничего не сможешь сделать!
Это были последние слова, которые Карл Гельвиг произнес своим сыновьям. Никогда не забудет Ганс этот вечер. Окно было широко открыто, и вечернее солнце посылало свои золотые лучи в комнату; в вершине огромного дуба зяблик пел свою вечернюю песню, отец был преисполнен мира и спокойствия, а в нем, Гансе, не было ничего, кроме безграничного разочарования.
Траубах поехал в Рейндорф и уладил там все дела. Когда люди услышали о смерти своего учителя, в школьном приходе все были глубоко опечалены. Жена лесничего с удовольствием бы поехала сама вместо мужа, потому что в лесу было много работы; но она была нужна дома: Ганс после возвращения с кладбища, где он молча, без слез стоял у могилы отца, окаменев от горя, вдруг дома упал в обморок. У него началась сильная нервная лихорадка. Врач сказал, что, должно быть, душевное потрясение было слишком для него велико. Вильгельм был страшно напуган. Что, если и брат покинет его! Его мучила тоска по родине. Все чаще он думал о доме, деревне, школе, Рейне, о площадках для игр и товарищах. Как он был счастлив, когда в кухне хлопотала старая Бабетта, которая всегда оставляла ему что-нибудь вкусненькое! Однажды он заговорил об этом с Конрадом. Тот понял его:
- Да, я это знаю, знаю, каково это! Здесь, конечно, намного красивее, чем было на равнине, где я жил вместе с отцом и матерью в бедной глиняной хижине - и все же я часто думаю, вот так бы и побежал в широкие степи, где летний ветер колышет траву, а в ней цветут тысячи цветов, где в болотах кричат птицы и квакают лягушки! Но потом я вновь начинаю думать о том, что однажды сказал мне твой отец: „Земля повсюду принадлежит Господу". А когда я снова загрустил, он мне записал стихотворение. Я хочу тебе прочитать его, я знаю его наизусть!