- Что-то теперь поделывает барышник? - спросила одна из девушек. - О нем давно ничего не было слышно.
- Я ничего о нем не знаю, - ответила жена лесничего.
- Жаль, что девочка больше не приходила, видно, он не разрешил ей ходить сюда. Я сама пыталась его разыскать, два раза ходила к ним домой вместе с Вильгельмом и Гансом; но дверь была заколочена, а окно закрыто. По всей видимости, никого не было дома.
Другая девушка сказала: - Мой отец думает, что Михель-барышник связан с контрабандистами и выполняет для них такую работу, которая и для самих контрабандистов слишком опасна. Наверное, тогда-то он и был ранен.
Между тем было уже совсем поздно; девушки и женщины закончили прясть. Затем девушки спели несколько строф из Вечерней песни Терстегена „Вот и закончился день", поблагодарили жену лесничего и пожелали всем спокойной ночи.
- Как бы мне хотелось, чтобы мой муж был здесь, - озабоченно сказала хозяйка дедушке Трау-баху, который вместе с Германом все еще смотрел на дверь. - Сегодня вечером я беспокоюсь о нем. Только бы с ним ничего не случилось!
- Бог с ним, и Он приведет его домой здоровым, -успокоил ее старый крестьянин. - Я не знаю, какая такая опасность может ему угрожать.
- Не пойти ли нам ему навстречу? - спросил Гер-ман. - Я знаю, откуда они должны прийти.
Ганс и Вильгельм сразу же согласились, и дедушка Траубах ничего не имел против этого.
Жена лесничего, очень взволнованная, ходила по своей комнате и прибиралась. Когда она закончила прибираться, то пододвинула стул к окну. Она долго там сидела и ждала. Наконец, она услышала голоса и шаги, доносившиеся с промерзшей дороги, и увидела несколько человеческих фигур, спускавшихся с лесного пригорка. Это были молодые люди и - кого же они там несли? - уж не ее ли мужа? - Нет, слава Богу! За ними показался и Генрих Траубах! На носилках, сделанных из жердей и веток, они несли к дому лесничего какого-то незнакомца. Жена лесничего побежала им навстречу:
- Слава Богу! Вы снова здесь! Но кого это вы там принесли?
Она схватила мужа за руку и с испугом посмотрела в бледное, искаженное от боли лицо мужчины, лежавшего на носилках.
- Мария, это Михель-барышник! Приготовь скорее постель в чуланчике.
„Неужели он должен остаться здесь, у нас?" -мелькнула у нее в голове мысль. Но, взглянув еще раз в искаженное от боли лицо Михеля, она отбросила эту мысль.
- Поднимите его наверх! Там недавно была приготовлена постель для лесоруба, но он не приехал!
Она забежала вперед, чтобы зажечь свет в сенях и каморке, и тут только увидела, что раненный был в сознании. Он равнодушно смотрел в потолок. Его правая нога, кое-как перевязанная грязным бинтом, сильно опухла ниже колена.
С помощью Конрада и Германа Траубах перенес его на кровать. Они положили его как можно удобнее, и лесничий поднес к его губам стакан вина. Раненный жадно пил; при этом взгляд его блуждал по комнате и наконец остановился на фрау Марии. Вдруг он громко расхохотался:
- Странно! Странно! Радуйтесь, что вашему мужу еще раз повезло! Ведь я его хотел застрелить. Но только сам изувечился. Это предназначалось пограничнику, тому мерзавцу, который восемь недель назад пустил мне пулю в ногу! Я как раз шел со своими метлами, вполне легально и законно. А так как на вашем муже сегодня вечером была точно такая же фуражка, и он именно такого роста, как и пограничник, и кроме того, шел через ельник, я и подумал, что это он! Если бы этот парень не вмешался, тогда... - он замолчал и ощупал перевязанную ногу.
Лишь теперь жена лесничего заметила кровавую полосу на щеке Конрада.
- Ты, Конрад? Ты выстрелил? - испуганно воскликнула она.
Ее колени ослабели, и она опустилась на стул. Лесничий кивнул ей с серьезным видом. - Всю нашу жизнь мы должны помнить о том, что сделал этот мальчик. - Затем он снова повернулся к Михелю: -Так вы, собственно говоря, напали на пограничника?
- Да, все равно вы мне не поверите, но у меня не было причины посягать на вашу жизнь. - Он снова засмеялся. - Я лишь хотел бы узнать, зачем вы так долго несли меня, вместо того, чтобы пристрелить на месте? Стоило ли трудиться для того, чтобы засадить меня в тюрьму? Все равно мне долго не протянуть, ногу я уже потерял.
Траубах недовольно покачал головой. Он обладал неоспоримыми познаниями в области хирургии и стал осматривать больную ногу.
- Вы ведь и сами не верите, - сказал он, - что я так просто застрелю человека - тем более раненного, который и ходить-то не может.
Барышник повернул голову к стене. В жене лесничего боролись два чувства: страх перед этим человеком и жалость к нему. Она увидела, как тот сжал зубы, чтобы не закричать от боли, когда обмывали его рану. Но жена лесничего вздрогнула от испуга, когда бородач снова громко захохотал.