- Это очень нехорошо с твоей стороны, - серьезно ответил Джузеппе. - Это значит воровать, и господин Айхман говорить, что Господь Иисус очень огорчится, если мы воруем.
- Заткнись же, наконец, тупица! Это не значит украсть! Бэзль у меня в десять раз лучше, чем у женщины, которая оставила ее на улице, где любая собака могла набросится на нее!
- Нет, Мия, это украсть, это очень много украсть. Брать ребенок у матери - это намного хуже украсть, чем взять у булочника хлеб с прилавка!
- Называй это, как хочешь, болван! - закричала она в сильнейшем гневе. - Иди к своему Айхману, который наговорил тебе все эти глупости, и расскажи ему все, слышишь, все с самого начала! Расскажи ему, что я подобрала тебя на улице и заботилась о тебе все это время! Расскажи ему, что из благодарности ты хочешь забрать у меня ребенка! Скажи ему, что будто бы я его украла, и если меня за это посадят, унеси его этой фрау Шмидт, которую ты так любишь! Уж тогда твоя душа успокоится! А теперь исчезни с моих глаз, я видеть тебя больше не могу! Вот дверь, вон отсюда! - Голос у нее сорвался. Она схватила Джузеппе за руку, отвесила ему пару затрещин, а затем вытолкнула его за дверь и сразу же заперла ее изнутри.
Джузеппе долго стоял, как оглушенный, в темном подъезде. Что же ему делать? Наконец, он отправился к господину Айхману. Он шел, пиная перед собой камешек, и размышлял. На самом ли деле Мия попадет в тюрьму, если эта история станет известна? И было ли это воровством? Что же ему делать? Вправе ли он скрывать этот нечестный поступок? Но почему он должен причинять Марии такую боль?
Когда он стоял перед дверью в квартиру Айхмана и уже собирался в нее постучать, он услышал на лестнице, у себя за спиной, чьи-то шаги, и в несколько прыжков его догнал Галлер.
- Как, это ты, Джузеппе? Ты только теперь собираешься вручить мое письмо? А я написал в нем господину Айхману, что приду не в пять часов, а в семь. Сейчас семь. Где же ты был все это время? - В его словах звучала досада.
- Мне жаль, господин Галлер, Петер умер, и я все забыть и быстро бежать к Мие.
- Ты говоришь, Петер умер? О, тогда я понимаю... Пойдем к господину Айхману, он будет рад тебя видеть.
В прихожей он попросил мальчика немного подождать; он хотел узнать, можно ли к больному. Сразу же после ухода Галлера мальчика позвали в комнату. Айхман лежал на диване, нога у него была в гипсе. По-видимому, он чувствовал себя очень хорошо и от всего сердца поприветствовал своих гостей.
- У тебя сегодня был трудный день, Джузеппе? Мне жаль, что ты потерял Петера. Но теперь он избавился от своих тяжких страданий. Ты был у него?
- О да, я был там. Он говорить, что должен что-то сделать для Господа Иисуса, но я говорить: „Петер ничего не делать, совсем ничего; господин Айхман говорить, ты только пожалеть, что ты такой злой; Господь Иисус умер за тебя." Потом он выглядеть очень довольный. И потом он говорить: „Джузеппе, Господь Иисус совсем близко." Потом он закрыть глаза, и потом еще раз их открыть и сказать: „О, светлый день!" И его лицо такое счастливое, как если бы внутри него было солнце. Потом его глаза снова закрываться, и он заснуть.
- И когда он очнулся, он был у Господа Иисуса на вечной родине, - растроганно произнес господин Айхман.
- Я хотел бы идти с Петером! - тихо сказал Джузеппе.
- Ты? Как так? Такой молодой, здоровый парень, как ты, выражает подобное желание? Значит, ты очень любил Петера?
- Я Петера очень, очень любил; но... нет, не поэтому. Я... все так перемешалось, что я не знаю, что делать.
- Что у тебя за трудности? Ты ведь знаешь, что господин Галлер и я готовы помочь тебе в любое время, насколько только это в наших силах.
- О нет, вы не можете помочь. Это что-то ужасное, но я не могу сказать.
- Это связано с Казола?
- Нет. Только я и... и... о, я не могу сказать. Что мне делать? - От волнения он даже вскочил со своего места.
- Мой мальчик, я не смогу тебе ничего посоветовать, не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне ничего больше. Генрих, - он повернулся к Галлеру, -а ты знаешь, в чем там дело?
- Понятия не имею. Послушай, Джузеппе, мы очень хотим тебе помочь; но тогда нам надо по меньшей мере знать, в чем дело. Ты что-то натворил, что-то такое, чего нельзя делать?
- Нет, господин Галлер, но... нет... я не знаю, -нерешительно, с большими паузами проговорил Джузеппе.