- Расскажи, как все это было, - попросила Криста, его младшая сестра. Она как следует обо всем расспросила брата; ей все хотелось знать точно. Гельмут вспомнил о шуме, о невежестве детей, о своей собственной беспомощности, и то малое, что он успел рассказать ребятам, казалось, не произвело на них никакого впечатления.
- Но мальчики обычно сразу не показывают свои чувства, - возразила ему Криста. - Послушай, Гельмут, я точно знаю, что у тебя уже кое-что получилось. Покажи мне список, я бы хотела познакомиться с детьми. Гельмут, ты мне расскажешь, какие они? - О как много мальчиков! Первого зовут Йохен, что это за мальчик?
Гельмут задумался. Ему удалось довольно отчетливо вспомнить этого черноволосого паренька.
- Это высокий, сильный мальчуган, вероятно, старше всех остальных. Я думаю, он у них верховодит.
- Он внимательно слушал?
- Он вел себя так, словно все, что я говорил, было ему совершенно безразлично. Но, наблюдая за ним, я заметил, что он, по-видимому, прислушивался. Например, когда разучивали песню, он не повторял за мной слова, как это делали остальные дети, но когда я его попросил повторить, он сделал это очень бойко и без ошибок.
- Интересно, - сказала Криста, - Господь Иисус, наверное, позаботился и об этом мальчике, как ты думаешь?
- Мне кажется, из него может получиться .что-то стоящее, - задумавшись, ответил Гельмут, - если только он этого захочет! Но я боюсь, Криста, что он будет сильно сопротивляться.
- Но ты ведь знаешь, мама всегда повторяет, что Спаситель справится с любым - и с Йохеном тоже. И она продолжала изучать список.
- Куртхен? Гельмут, почему здесь написано уменьшительное имя? Он очень маленький?
- Маленький? Мне надо подумать. - Нет, он, собственно говоря, не такой уж маленький. Это веселый мальчик. Как только я его увидел, он мне сразу понравился. А еще очень смышленный, внимательный и усердный, и он смотрел на меня такими честными, открытыми глазами... Я сразу же полюбил этого мальчика. Все его называют этим уменьшительным именем, и мне кажется, что все его любят.
Криста слушала очень внимательно.
- И я его уже полюбила, как и большого Йохена. Знаешь что, Гельмут? Прямо с сегодняшнего дня я начну молиться за этих двух мальчиков, ты тоже так делай.
Куртхен стоял на лестнице в темном подъезде и плакал от того, что у него сильно болела попка. Его мать всыпала ему как следует. И почему именно его она поймала?! Гансу, старшему брату, повезло, его не поймали, когда он стащил спички. Когда пропал первый коробок, мать, ничего не заподозрив, сразу же положила на полку над печкой новый коробок; но когда пропал и он, это ее удивило. Она собрала трех своих детей и стала их расспрашивать.
- Я тут ни при чем, - заговорила маленькая Фрида.
- Я тоже, - поклялся Ганс.
- Значит, ты, Курт?
А так как он не смог сказать „нет", она вывернула карманы на его штанишках. Конечно - он ведь всегда был невезучим - обнаружила коробок. И тогда, вне себя от гнева, мать схватила палку и побила его. А теперь Куртхен стоял в темном подъезде и плакал.
Нет, мир не так уж и хорош. Если бы только не это глупое воровство! Правда, Йохен утверждал, что это не воровство, и кроме того, он потребовал принести вовремя нужные ему вещи, иначе провинившегося ждала взбучка. Но мать больше не желала, чтобы у нее брали какие-нибудь вещи. Как же тогда быть с ключом?! От всего этого Куртхен пришел в ужас. „Неужели так и дальше будет продолжаться?" -спросил он себя, совсем упав духом. Неужели никогда не будет по-другому? Тут он услышал пение Фриды:
Радость, радость будет в небесах
Где мы в райских встретимся вратах...
Потом Фрида еще раз повторила эти же самые строчки, так как не знала продолжения песни. Куртхен, все еще всхлипывая, прислушался и стал размышлять над этими словами. Он вновь припомнил все то, что говорил о песне господин Берегер. Значит, когда-нибудь все будет прекрасно - но когда?
- Когда мы освободимся и очистимся от грехов... -пропела Фрида.
Тогда Куртхен сбежал по лестнице и сел рядом с сестрой на пороге.
- Фридхен, ты думаешь, что воровство - это грех? -спросил он серьезно.
- Воровство? Нет, воровство - это всего лишь шалость, озорство, - сказала она.
Куртхен разочарованно на нее посмотрел. Он хотел бы услышать, что воровство - это грех, так как теперь он хорошо понимал, что если в мире больше не будет воровства, то все будет великолепно. И разве шалость и воровство одно и то же?
Если бы с ним рядом оказался человек, которого бы он мог об этом спросить! Ганс? Тот тоже украл. Йохен? За такой вопрос он, наверняка, даст пощечину. Может, господин Бергер смог бы ответить на этот вопрос? Кажется, он разбирается в подобных вещах. Но его здесь не было, и вообще он жил даже не по эту сторону моста. Но разве господин Бергер не обещал придти в следующее воскресенье?