Но придет ли он? Мы так шумели и вели себя невежливо! А если он придет, хватит ли у меня смелости спросить его? До воскресенья еще страшно далеко, целая неделя, шесть учебных дней!
Еще никогда шесть дней не тянулись для Курта так долго. Нет, не потому, что вместо школы ему больше хотелось бегать по улицам и играть - ведь была весна, а просто потому, что он едва мог дождаться следующего воскресенья. В школе ему с трудом удавалось сосредоточиться. Несколько раз он давал неправильные ответы, и учитель, наконец, рассердился на него:
- Мальчик, что с тобой случилось? - упрекнул он Курта. - Несколько недель тому назад ты правильно решил эти задачи, а теперь ты ведешь себя так, словно видишь их в первый раз. Г де витают твои мысли?
- В воскресной школе! - закричали сразу несколько мальчиков. Куртхен часто говорил с ними об этом, так что они знали в чем дело.
Учитель недовольно покачал головой.
- Лучше бы ты внимательнее слушал здесь, в школе, тебе это больше пригодиться в жизни, чем твоя воскресная школа.
В качестве наказания Курту пришлось задержаться в школе после уроков и решить три трудные задачи. Поэтому он вернулся домой поздно и остался без обеда.
- Мир не так уж хорош, это точно, - думал он. Но когда чуть позже Йохен пригласил его поиграть и поделился с ним большим бутербродом с маслом, он быстро забыл свои огорчения.
И вот, наконец, наступило воскресенье.
- Я наелся, мама, можно идти? - Куртхен быстро проглотил свой картофель и морковь и отодвинул стул.
- Что за спешка! Подожди, пока поедят Ганс и Фридхен!
Ганс и Фридхен тоже не спешили. Покончив с завтраком, все трое сбежали вниз по лестнице и помчались по улице к „теплому залу".
- Странно, - фрау Роте смотрела им вслед, качая головой, - что их туда гонит? То, что там происходит, нисколько не отличается от богослужения в любом другом месте, и я просто не представляю, что могло бы меня заставить пойти в подобное место.
Раньше она всегда говорила: „Моему мужу не до того, и у меня самой тоже нет времени". Но вот уже пять лет, как она стала вдовой, и ей было очень нелегко растить трех своих детей - и теперь у нее действительно не было времени для „этого".
Гельмут Бергер торопливо шел по мосту. Он с нетерпением ждал предстоящего занятия, и его сердце громко стучало в груди. Но по пути его заинтересовал этот старинный мост, построенный целиком из дерева, ведь с давних пор он служил единственным переходом в часть города, расположенную по ту сторону реки. Из „теплого зала“ доносился сильный шум. По всей видимости, сегодня здесь собралось вдвое больше ребят, чем в прошлое воскресенье. Но где же старшие мальчики? Почти все они отсутствовали! Разочарованным взглядом Гельмут обвел собравшихся.
Лотта Эндерс заметила это.
- Старшие на улице, - объяснила она.
Гельмут еще раз вышел на улицу. И действительно, они слонялись там без дела. Некоторые присели на низкий, немного выступающий цоколь дома на другой стороне улицы, другие же стояли рядом и когда увидели господина Бергера, начали о чем-то тихо переговариваться между собой.
- Мальчики, вы не хотите зайти? Мы сейчас начнем.
Гельмут старался говорить приветливо и в то же время настойчиво, он надеялся, что мальчики не заметят его разочарования и беспомощности.
- Мы не пойдем, - объявил самый старший из них.
- Почему же?
- Все это чепуха! - закричали все разом, словно по команде.
В эту трудную минуту Гельмут вспомнил о том, что дома сейчас о нем молятся. Он воспрянул духом и попытался еще раз уговорить ребят войти. Но все было напрасно. Они смеялись и снова о чем-то перешептывались, не двигаясь с места. Тогда Гельмут вернулся в зал. Но когда там, наконец, установилась тишина, и он хотел начать занятие с разученной в прошлое воскресенье песни, с улицы послышалась короткая команда: „Все шагом марш!“ Дверь распахнулась, и в зал, во главе с Йохеном, вошли один за другим все старшие мальчики. Никому не мешая, они заняли свои места на скамейках, словно никогда и не говорили „Все это чепуха!" и присоединились к пению.
- Это все молитва домашних, - подумал с благодарностью Гельмут и невольно бросил взгляд на Йохена, который сидел на одной из задних скамеек. Глаза Йохена выдавали происходившую в нем борьбу. В них было какое-то странное сочетание открытости и недоверчивости, интереса и сопротивления, самоуверенности и смятения. Уж не потрудился ли и в самом деле Господь Иисус над этим мальчиком?