- Буду ли я когда-нибудь таким же счастливым? -спросил себя Бруно.
После занятия Куртхен помогал расставлять стулья и скамейки.
- Ну, Куртхен, - спросил его господин Бергер - как тебе жилось в эти первые дни, когда ты стал овечкой Иисуса, ты счастлив?
Мальчик посмотрел на него.
- Да, господин Бергер, - ответил он. - Но...
- Но?
- Я... - и Куртхен снова заколебался, - я уж больше не друг Йохена, - сказал он и при этом его лицо покраснело.
- Ты так любишь Йохена?
Мальчик кивнул.
- Да, очень! Но, к сожалению, он всегда хочет совсем иного, чем Спаситель.
Гельмут Бергер посадил Куртхена рядом с собой на скамейку.
- Что же, например, он хочет? - спросил он
- Он говорит, что лгать, воровать и сердить взрослых совсем не грешно, и то, что вы нам говорите, -все это чепуха. Но я знаю, что Спасителю это не нравится.
- Ты прав, Куртхен. Такие вещи Он не сможет одобрить и никогда не одобрит, так как это грех.
- Мне бы тоже не хотелось лгать и воровать, и я очень рад, что теперь мне не нужно этого делать. Зато теперь Йохен не может ко мне хорошо относиться.
- Но мне думается, что Йохен все еще хорошо относится к тебе, он лишь противится всему новому, что, по его мнению, лишает его первенства. Нам надо молиться Спасителю, о том, чтобы Он подарил Йохену новое сердце!
Куртхен посмотрел на него удивленно и в то же время непонимающе.
- Как ты думаешь, - спросил господин Бергер, -Йохен перестанет воровать, если мы ему еще раз скажем, что это грех?
- Ах, нет, он только снова рассердится и скажет, чтобы я прекратил свои вечные проповеди!
- Видишь ли, Курт, вот поэтому я говорил о „новом сердце". Лишь когда Йохен полюбит Спасителя, он станет счастливым, и ради Него бросит все свои злые дела.
- Но я даже не могу себе представить, что Йохен перестанет драться и воровать!
Гельмут снова вспомнил об уверенности Кристы в успехе.
- Господь Иисус может все. Он же сумел сделать так, чтобы ты перестал лгать и воровать!
Это убедило Куртхена, и он приободрился. И когда после их разговора господин Бергер встал на колени в тихом уголке „теплого зла" и начал молиться, прося у Спасителя новое сердце для Йохена, то и Куртхен присоединился к его молитве.
Кутхен умер!
Это известие разнеслось со скоростью ветра по всем улицам, дворам и квартирам по ту сторону моста.
Куртхен умер! Еще совсем недавно мальчик шел рядом с гоподином Бергером, возвращаясь из „теплого зала", а теперь его уже нет в живых! Что же произошло?
- Утонул!
- Столкнули в воду!
- У мостков, где полощут белье!
Ох, уж это место! Чего там только не случалось! За последние годы в этом месте очень много детей упало в воду и утонуло. А теперь вот и Куртхен! - Столкнули в воду? - Но кто смог сделать такое?
- Не стоит и спрашивать. На такое способен лишь один человек на свете! - И многие провожали взглядами мальчика с обрезанными черными волосами, который переходил мост рядом с полицейским, ведущим его на допрос.
- Йохен!
- Конечно! Кто другой был способен на такое чудовищное преступление! Это должно было когда-нибудь произойти, они все это давно предвидели. Злой, подлый Йохен! Самый скверный и испорченный мальчишка на всем белом свете! В своей злости он оказался способным на то, чтобы убить милого Куртхена!
Волнение достигло своей высшей точки. Теперь весь район по ту сторону моста был целиком предан маленькому белокурому мальчику. Какой он был всегда приветливый и милый! Как всегда сияли его голубые глаза! И если он когда-либо принимал участие в проделках, то, конечно, только потому, что его на это подстрекали, заставляли!
- Такой хороший мальчик! Он и мухи не обидел!
Фрау Роте подтвердила все эти слова:
- В последнее время он был самым лучшим ребенком на свете. Он угадывал по глазам любое мое желание. И всегда был правдивым и честным. И Йохен убил такого мальчика!
- И как он страшно кричал о помощи! - А потом вода сомкнулась над ним! - Было просто ужасно видеть все это!
Женщины знали, что говорили, ведь они, хотя это и случилось в воскресенье, после обеда, как раз полоскали белье.
- Мы все видели и ничем не могли помочь, мы ведь не умеем плавать!
Теперь Куртхен лежал на кровати в своей комнате на чердаке, тихий и бледный. Его мать, рыдая и ломая в отчаянии руки, стояла у него в ногах. Ганс прижался к окну, и его сердце переполняли злоба и горечь.
Ганс очень любил своего брата и понимал, что Куртхену хотелось потихоньку вытянуть его на новый путь. Может быть, ему удалось бы это? Было видно, что сам Куртхен находился уже на новом пути, это чувствовалось по всему. И вот маленького брата вдруг больше нет. Он больше не сможет петь свои песни, смеяться и играть - тихо и безмолвно он лежит в своей кровати.