- Но, Рутберт, у тебя волосы такие короткие и черные, а прежде были длинные и светлые? - изумленно спросила Гела.
- Я перекрасил их соком черники, - объяснил Рутберт, а затем, помрачнев, стал смотреть, как Гела подавала ему, прислуживала за столом и возилась у плиты, в то время, как Гильтруда сидела за столом рядом с матерью.
- Почему ты смотришь так сердито, Рутберт? -спросила Гела, как только, наконец, справилась со всей работой и ненадолго присела рядом с братом.
- Могу ли я радоваться, если моя сестра, дочь Хартбольда, должна выполнять в чужом доме работу служанки? - ответил он с горечью.
- Не сердись, Рутберт; они же приняли меня и предоставили мне приют и дом. Меня лишь радует то, что я могу проявить теперь свою признательность. Я не вижу ничего стыдного в том, чтобы служить другим.
- Это учение чужого Бога, которому учила нас мать. Ты все еще крепко полагаешься на Него и молишься Богу?
- Да, Рутберт, и я знаю, что, когда я молюсь, Он слышит меня, становится мне ближе, любит и укрепляет меня. Разве Он не защитил тебя благодаря моим молитвам Ему? О, Рутберт, ведь и я о Нем почти забыла, потому что никто больше мне не рассказывает о Нем, но как только я представляла тебя в страшной битве, сразу же вспоминала о Нем. Однажды, сразу после полудня, я почувствовала сильный страх за тебя; со мной что-то случилось, как будто я увидела тебя лежащим на земле окровавленным, под копытами лошади. Тогда, пораженная горем, я возвела руки к небесам и молилась вечному Господу небес, чтобы Он послал Своего Ангела, который бы спас тебя и сохранил впредь. И тогда мне снова стало легко и радостно на сердце, и я знала, что Он услышал мою молитву.
Рутберт внимательно выслушал ее. Какое-то внутреннее волнение отразилось на его лице. Он ничего не сказал. Но в душе своей он вспомнил о том часе, когда он в яростной битве свалился с лошади и лежал на земле, не в состоянии подняться. Над ним разгоралась битва, бешено несущиеся лошади сражающихся перескакивали через него, а он глядел сквозь лес рук и ног вверх, в сверкающую небесную голубизну. Он подумал, что может умереть и, словно паря в воздухе, проплыли перед его взором изображения Господа. Он увидел свою мать, молящуюся за него. А разве Гела, его сестра, также не молилась за него? Вдруг над его головой сверкнул меч и потемневшее от злобы лицо франконского воина угрожающе нависло над ним. Но в мгновение ока он был отброшен назад, спасительная рука подхватила Рутберта и подняла его на лошадь какого-то саксонца. Он был спасен.
Должно быть, об этом часе и думал Рутберт. Идущий из глубины души голос сказал ему: „Да, Господь небесный - единственный Бог, Которому молится Гела, над Которым ты смеешься и Которого презираешь - именно Он спас тебя!" Но все же он не мог еще внять этому голосу всем сердцем. Тогда он усилием воли обратил свои мысли к другой теме.
- Герцог Виттеркинд привел тебя сюда, Гела, не для того, чтобы ты прислуживала фрау Анге и ее дочери! - с горечью повторил он. - Возможно, тебе следует помогать им, когда они работают, но чтобы ты обслуживала их, когда они отдыхают, этого я перенести не могу. Он сказал это немного громче и вспыльчивее, чем прежде, и Гильтруда услышала его слова.
- Твой брат прав, Гела, - сказала она краснея и подошла к ним, - нехорошо, что ты работаешь, а я отдыхаю; отныне я хочу быть, как ты. Ты не будешь работать больше, чем я!
Тем временем герцог Виттеркинд рассказывал о своем бегстве и событиях последних дней. Он поведал также о том, как Рутберт, благодаря своей находчивости, там, высоко в горах, много раз спасал его от рук франконских сыщиков. Все хвалили мужество и решительность мальчика; но Гела тихонько шепнула своему брату:
- Рутберт, но ведь это совсем не соответствует правде - все то, что ты рассказал франконцам, а мама однажды сказала: „Все, что против правды, - также и против Бога...“ Отец тоже никогда не обманывал.
Рутберт рассерженно глянул на нее сверху вниз.
- Надо ли сообщать врагам правду и открывать свое вероисповедание? - возразил он. - Но так уж случилось, что я оказался единственным спутником Виттеркинда, и поэтому герцог решил отправиться в Данию, а не на юг, в горы!
Такой ответ не удовлетворил Гелу, но все же больше она об этом не заговаривала, так как все ее внимание было поглощено Виттеркиндом, который тем временем говорил хозяину дома, что на рассвете они с Рутбертом собираются бежать. Как только они проберутся через эту местность, где их выслеживают сыщики и ищейки, они направятся на быстрых конях на север.
Еще долго сидели Виттеркинд и Гульбранд, Рутберт и Гела, расспрашивая друг друга и рассказывая обо всем. И лишь поздний час напомнил им, что пора отдыхать.