Сильно взволнованный, Карл внимательно посмотрел на нее. Затем ласково поднял ее. - Я не нарушу своего слова, данного тебе, пусть будет, как ты сказала!
- Благодарю! - ответила Гела, ликуя всем сердцем. Затем она радостно подошла к Гульбранду. Тот стоял, шатаясь, и давно рухнул бы на землю, если бы привезший его франконский воин не поддерживал его.
- У него в боку глубокая рана от копья, которая вновь открылась и кровоточит. Поэтому он так слаб, -пояснил его страж.
- Так отнеси его на место и позаботься о нем! А ты, Гела, пусть будет все так, как ты пожелала! - решил король.
С беспредельной заботой ухаживала Гела за тяжелой раной смертельно больного Гульбранда. Непрерывно находился возле него и Гундольф, который сменял ее, дежуря по ночам, и делал все то, на что у Гелы не доставало сил. Он уже набрался опыта в этом деле у постели Бальдвига, теперь совсем оправившегося от своей раны. Обоих мальчиков связала сердечная дружба. Сильный, пылкий Гундольф во многом позволял командовать собою и слушался тихого, серьезного Бальдвига, так благородно рисковавшего ради него своей жизнью.
- Почему ты сделал это? Почему ты хотел умереть за меня, когда я подло и предательски бросил тебя на произвол судьбы? - спросил Гундольф.
- Я не мог по-другому, и ты сделал бы так, если бы был слугой Христовым, каким хотел бы быть я, -таков был ответ Бальдвига.
Еще долго метался Гульбранд в лихорадочном жару. А когда ему становилось лучше. Гела часто садилась возле его постели и своим чистым нежным голосом напевала ему какую-нибудь из песен, которые она выучила в певческой школе при дворе короля Карла, куда ее приняли. Это оказывало чудесное целебное и успокаивак/щее воздействие на сурового воина. Он умиротворенно слушал, а когда она заканчивала свою песню, он снова и снова просил ее спеть. Г ела объясняла ему смысл слов, и как-то само собой выходило, что она рассказывала ему о великом Боге на небесах и Его Сыне Иисусе Христе, Спасителе мира. Поначалу он не отвечал ей на это, и молча, неподвижно глядел прямо перед собой; затем он стал, задавая много вопросов, интересоваться тем, что занимало его мысли. Но лучше Гелы на эти вопросы ему отвечал Бальдвиг. Он делал это охотно и так искусно, что Гульбранд испытывал истинную радость, когда тот разговаривал с ним, и те часы, когда приходил Бальдвиг, пролетали для него незаметно. Тот же зачитывал ему из Библии слово самого Христа, и услышанное глубоко затрагивало сердце Гульбранда. Часто к ним присоединялся и Гундольф; тихонько прислушивался он к словам Бальдвига и иногда вставлял свой вопрос. Особенно Бальдвига радовало то, что оба охотно слушали, когда он проповедовал им Слово о Христе, и он делал это со все возрастающим усердием. Так Бальдвиг начал упражняться в мастерстве, которому он со временем хотел бы посвятить всего себя, без остатка.
Не зная ни отдыха, ни покоя бродил по окрестностям герцог Виттеркинд с небольшим войском, составленным из тех, кто остался ему верен. Многие из его соплеменников вновь покорились Карлу после того, как сражение завершилось так бесславно для саксонцев. Некоторые упрекали Виттеркинда за то, что он начал войну, и совершенно отреклись от своего храброго вожака. Лишь небольшой отряд верных ему людей держался теперь возле него. Оставшиеся без домов и дворов, без родины и пристанища, они находили укрытие в тихих, мрачных ущельях Бергвальда. На пороге стояла зима. В пустынных полях и темных осенних лесах гудел по-зимнему холодный северный ветер, нагоняя дождь и снег.
Холодные и сырые вечерние туманы поднимались из расщелин. Одинокий ястреб кружил над темными верхушками елей. Певчие лесные птицы уже давно улетели в теплые края.
Вдруг что-то хрустнуло в густых зарослях кустарника. Это молодой кабан прокладывал себе дорогу сквозь орешник, поднимаясь по крутому склону. В то же мгновение в темноте кустарника что-то блеснуло, и настигнутый ударом длинного охотничьего копья зверь рухнул, обливаясь кровью. Это был Рутберт. Он склонился над убитым зверем, вытащив из раны копье, и положил его возле себя у дерева. Потом он постоял некоторое время в задумчивости, глядя на темные вершины гор. Выражение его лица было уже не по-юношески беспечным, но озабоченным и суровым.
Так стоял он какое-то время. Вдруг из-за кустарника вышли два других воина постарше и подошли к нему.