- Думаешь освободить их, напав на лагерь? -спросил герцог, изумленно посмотрев на мальчика, стоявшего перед ним со сверкающим взором. - Нет, нет, тогда мы все окончательно попадем в их руки. Наше войско слишком малочисленно.
- Разве тебе не случалось, герцог, совершать великие подвиги лишь с горсткой храбрецов? Я отправлюсь на ту сторону в разведку, подкрадусь к их лагерю и узнаю, где содержатся пленники и заложники и как мы сможем лучше всего к ним подобраться!
Герцог задумчиво смотрел на угасающее пламя костра, отражавшееся в его глазах. Он хотел было ответить, но потом снова напряженно задумался, вглядываясь в тихо мерцающие угли. Рутберт нетерпеливо смотрел на него. Виттеркинд все еще молчал. Сквозь рваные клочья облаков на его лицо падал свет луны.
Вдруг из-за темных деревьев налетел порыв ветра и раздул тлеющие угли в высокое пламя. Решительная морщина пролегла по лицу герцога, он резко выпрямился, и его сильная рука обхватила рукоятку меча.
- Рутберт, да будет так, как ты говоришь! Твой слова пробуждают во мне решимость! Но ты пойдешь в лагерь на разведку не один, я пойду с тобой. Мы снова наденем те одежды, которые уже однажды носили, когда убегали от франконцев. Так мы сможем в сумерках пробраться к лагерю, неузнанные франконцами, даже если они нас заметят. Тогда я смогу решить, возможен ли ночной набег и будет ли он нам полезен. И если мы предпримем его и он удастся, наши люди вновь обретут мужество, и все может измениться. Посмотри на разгоревшийся костер. Это знак для меня: он выглядел совсем умирающим, угасающим, как звезда нашей удачи, и, казалось, невозможно его восстановить, вновь раздуть, но вот сила ветра вновь оживила его. Вот так же наша удача возродится и засияет из обломков и пепла, если удастся дело, с которым ты пришел ко мне!
- Сделаем это прямо сейчас? Нам следует переодеваться уже теперь? - нетерпеливо спросил Рутберт.
- Не сегодня, - решил герцог. - Пройдет половина ночи, пока мы доберемся до лагеря. Мы отправимся завтра утром, чтобы быть там еще до наступления темноты. Но никому не говори об этом. Сначала я сам хочу все это основательно обдумать, а утром поделюсь планом и с другими. А теперь иди отдыхай, набирайся силы к завтрашней ночи, которая будет достаточно трудной и опасной.
Рутберт повиновался и выбрал под скалой место возле своего товарища. Но он не мог уснуть, - слишком велико было его волнение. Он лежал с открытыми глазами, с ясной головой и напряженно думал об осуществлении задуманного плана.
Не спал и герцог. Он по-прежнему сидел на камне, неподвижно и молча глядя во тьму. Столько лет молился он богам своего народа, чтобы они благословили его на борьбу, которую он вел против франконцев. Он приносил богам жертву, чтобы они услышали его. Веря в их помощь, он все еще вел борьбу с могущественным врагом и терпел все большие поражения. Все его удары, все его попытки были отбиты, как будто уничтожены и разметаны в пух и прах всемогущей небесной рукой. Теперь, наконец, он мог сказать себе: „Мои боги бессильны! Я молился им - они меня не услышали; я боролся за них - они не помогли мне; я верил им - они бросили меня; я полагался на них - они же оказались призраками и тенями!"
Тогда он доверился людям, возложив надежду на знать и дворян своего народа, поверил их слову, рассчитывал на их верность. Они были с ним, пока он обладал силой, и удача сопутствовала ему. Но теперь, когда он стал беспомощным беглецом, они бросили его и отреклись от него. О, каким одиноким и жалким был он, мужественный воин с сильным, смелым сердцем! Как тосковал он, что не может прибегнуть к неведомой силе, которая с высоты небес правила всемогущей рукой человеческими судьбами на земле! Как тосковал он по любви, которая никогда не остывает, по верности, которая никогда не колеблется! Но где он сможет найти их? У этого христианского Бога, таинственного, незнакомого, против которого он безуспешно сражался, Который все время отбрасывал его назад и, наконец, опрокинул на землю, как только он поднял на Него руку? Так неужели же он должен приблизиться к Нему, смиренно преклониться перед Ним, служить Ему, склонив колени, вместо того, чтобы сражаться против Него? А затем покоиться под всепобеждающей рукой этого Бога и способствовать расцвету счастья своего народа и новому его возрождению из обломков и развалин? В сердце гордого саксонца шла тяжелая борьба. Неужели он должен незнакомому Богу, о Котором говорят, что Он там, наверху, восседает на троне в вечном свете - неужели он должен молиться Ему, чтобы осуществить план, который он только что наметил? Нет, этого он сделать не мог. Он смотрел на небо, где над его головой, гонимые бурей, проплывали тяжелые темные облака чудовищного вида, похожие на огромных великанов, которые дико грозят кулаками.