- Это те, что мчатся туда на конях из облаков, это боги моего народа! - подумал про себя Виттеркинд. Затем он увидел, как они проплыли, низко опускаясь позади угрюмых верхушек сосен. А прямо над ним образовалось, а затем расширилось чистое темносинее пространство ночного неба. Взошла одинокая звезда, большая и сверкающая. Как зачарованный, герцог не мог оторвать от нее взгляда. И когда засиял свет звезды, - так же, как и здесь, в ночи, под открытым небом - стало светлее и покойнее во мраке его сердца.
Но потом он гордо повернулся и направился в другую сторону к своей лежанке. Нет! Больше он не будет смотреть туда, вверх, на эту звезду. Он не склонится перед Богом, Который до сих пор только преследовал его и Который разрушил его счастье! Как этот Бог мог благословить его на дело, направленное против Его служителя! Он должен полагаться на самого себя, на свое собственное мужество, на свою собственную силу. Он рискнет еще раз, а потом - или победит, или погибнет!
На следующий день Виттеркинд поделился планом Рутберта со своими товарищами. Он сказал им, что сам хотел бы убедиться, возможно ли и разумно ни нападение на франконский лагерь. Он хотел сначала все точно разведать, проверить и обдумать. План может быть осуществлен только тогда, когда вероятность успеха достаточно велика. В этом случае воины должны поискать еще добровольцев, юварищей для того, чтобы привлечь к этому мероприятию. В один из следующих дней они, под предводительством Виттеркинда, в сумерках отправятся в путь, чтобы уже к полуночи добраться до цели. Внезапно, пока все в лагере будут спать, они нападут на палатки франконцев. Те, вероятно, подумают, что окружены большой вражеской армией, и придут в панику. При этом саксонцам останется только освободить заложников, захватить нескольких знатных саксонцев и таким путем вынудить их к почетному миру. А если этот план не удастся, то, по крайней мере, представится еще одна возможность для кровной мести.
План Виттеркинда захватил его спутников; он пробудил их от угрюмой, тупой бездеятельности, вновь оживил их мужество и энергию. Многие вызвались сопровождать герцога в его опасной вылазке. Однако он отклонил эти предложения, потому что вдвоем с Рутбертом у них было больше надежды остаться неузнанными.
На равнины уже опустились сумерки. Теперь дорога вела на холм, откуда можно было различить яркие сторожевые костры франконского лагеря. Далеко внизу, на широкой низменности, белели палатки, окруженные земляными валами и рвами Виттеркинд и Рутберт медленно пробирались вниз сквозь заросли и колючий кустарник. Прямо перед ними появилось деревянное строение с высокими окнами и маленькой башней.
- Да это же храм франконского Бога - прошептал Рутберт.
- Возможно, в этом доме франконцы заперли своих пленников, - негромко отозвался Виттеркинд, -нужно проверить это!
Они осторожно подошли к маленькой часовне и какое-то время простояли на вершине холма. Вдруг в маленьком домике загорелась свеча, и от ее мягкого света замерцали окна. С удивлением и любопытством Виттеркинд и Рутберт подошли поближе и теперь уже могли заглянуть внутрь часовни. До них донеслось мелодичное пение нежного детского голоса. Ничего подобного они никогда не слышали. Нежные мелодии все больше очаровывали сердца суровых воинов. Как завороженные, стояли они и прислушивались к звукам, которые - то нежные и смиренные, то исполненные скорби - усиливались, наполняя этот маленький домик радостным ликованием.
Ни Виттеркинд, ни Рутберт не понимали слов. Они были для них таинственны и загадочны. Но мелодия так странно захватывала подслушивающих, что казалась им приветствием этого незнакомого Бога. Как миролюбиво разливались звуки и как затронули они сердца обоих мужчин, не знавших ранее ничего другого, кроме битв и мести.
- Давай подойдем еще немного ближе, - прошептал герцог и сделал несколько шагов вперед. Рутберт последовал за ним и теперь они могли рассмотреть, что было внутри маленькой часовни. Виттеркинд с любопытством подался вперед, но потом вдруг отпрянул назад и, схватив Рутберта за руку, указал на склонившуюся перед алтарем фигуру. Там, располагаясь впереди своих людей, как и во время битвы, молился своему Богу король Карл. Вновь нежное пение, и внимательно слушающему саксонскому герцогу показалось, что это к нему взывают и приглашают: „Приди, о, приди! Приди ко мне, единственному, настоящему Богу, несравненному и вечному! Я есть любовь, и в моей любви ты всегда найдешь утешение!"